Ее первая публикация случилась в начале 70-х на страницах журнала «Юность». «Я сразу стала сильно знаменитой в Ташкенте! Кроме того, – вспоминает Рубина, – «Юность» – это журнал, где публиковали фотографии авторов. И когда пришла телеграмма: «Рассказ прочитан, понравился, пришлите, пожалуйста, фотографию!», мы стали искать… А мне-то шестнадцать лет! То мне кто-то рожки приставил на фото, то я показываю язык. Наконец, папа выбрал мой портрет на пляже, вроде ничего. Но! Папа сказал: «Если отрезать по плечи, то лямки купальника похожи на лямки сарафана!». И мы послали эту фотографию. Можете себе представить мое потрясение, когда я увидела себя в журнале – с пририсованным ученическим воротничком!».

Этот вечер можно было бы назвать литературным стендапом: талант рассказчика у Рубиной, как известно, не меньший, чем литературный. Из декораций – бархатное кресло и столик, такой «писательский мирок». Рубина выходит на сцену и начинает монолог практически сразу: «При всей своей архитектуре Лондон напомнил мне Ташкент. Сейчас объясню. Дело в разнообразии лиц: в Ташкенте 108 национальностей кипели. У нас в подъезде жили три Давида. Один был дядя Дато – грузин, он женился в Ташкенте, да так и остался. Работал бухгалтером и обожал ансамбль «Орэра»: «Такой лазурный небосво-о-од»!.. Ни учить Баха, ни делать математику было невозможно, потому что, когда «Небосвод» заканчивался, он включал пластинку заново. А уже под вечер выскакивал из своей квартиры на втором этаже другой дядя Давид – Вартанян, тренер молодежной сборной Узбекистана по теннису, и кричал: «Слушай! Прекрати! Заткни свой уже Тбилиси!». А первый Давид отвечал: «Заткни свой Арарат!». И тогда с третьего этажа выходил третий – Давид Абрамович, тоже бухгалтер. Он перегибался через перила и говорил: «Коллеги! Пусть будет ша, пока я не вдарил «Хаву нагилу!».

Говорит Рубина без пауз – не вспоминая на ходу, а рассказывая эпизод. Она поет за пластинку, имитирует голоса всех трех Давидов (кажется, будто слышишь эхо лестничной площадки, на которой они сошлись все вместе) – такой точный слепок прошлого. Можно даже сказать, что перед нами не стендап, а моноспектакль. Да, пожалуй, так будет точнее. 

Поэтому зал, как и любой театральный, захвачен действием – слышно только смех. А шутит Рубина со знанием дела, даже в самые серьезные моменты. Можно сказать, что это еще один ее талант, отдельный, причем совершенно бастер-китоновский. Она серьезна, и если улыбается, то это просто вежливая, приветливая улыбка: «Жизнь писателя отмеряется книгами – моя встреча с Лондоном была несколько книг назад, из них я бы хотела почитать вам. У каждой книги свое лицо. Ты ее задумываешь, начинаешь писать, но структура как фигура, как генетический букет ребенка, которого ты приводишь в этот мир. Автор не властен над этим. Можно обдумывать сюжет, героев, но что с ним происходит, почему они поступают так, а не иначе – это уже в процессе работы выясняется». 

Крошечный кусочек из неизданной пока третьей части нового романа-трилогии «Дизайнер Жорка» она прочла в самом конце, а львиную долю выступления заняли известные почитателям Рубиной тексты. Рассказ «Медальон» из сборника «Медная шкатулка» 2015 года – это история о жизни удивительной женщины-врача, о медальоне, усыпанном с бриллиантами, об атамане Семенове и даже чуточку о Паустовском… Озвученный Рубиной, а не внутренним голосом читателя, который, как известно, у каждого свой, знакомый текст вдруг раскрывается с новой стороны. Интонация, мелодика речи, манера подачи текста меняют – не содержание, нет – но окраску, настроение. 

То же и с отрывком из романа «Маньяк Гуревич» – это послепандемийная книга Рубиной о враче-психиатре, обладающем невероятно сильной эмпатией. Читаешь глазами историю о врачах скорой помощи – одно впечатление. В исполнении автора – другое. Ярче трагедии, наполняется вторым смыслом смешное, история становится еще пронзительнее. «Маньяк Гуревич», – говорила Рубина, – это ожерелье из крошечных глав. Какие-то очень грустные, другие смешные, некоторые не очень приличные или романтические. И это ожерелье легко читать!».

Поскольку это встреча с читателями, в ткань моноспектакля (как маленький антракт) добавлены зрительские вопросы: можно произнести вслух в микрофон или передать на сцену записку. «Прозу невозможно слушать бесконечно – ей можно отравиться!» – серьезно шутит Рубина.

Вопросов всего четыре или пять, как будто зал настолько напитан энергией писательницы, что особого смысла спрашивать нет. «Я с удовольствием всегда отвечаю на вопросы. Во всяком случае, делаю вид, что искренне отвечаю!» – предупреждает она. Тем не менее кто-то интересуется, где автор черпает вдохновение? И тут Рубина смеется: «Смешной вопрос!».

«Мои читатели – это отдельный архипелаг людей. Они мне пишут письма, кто-то сюжет присылает. А слушатели, кажется, другие. Их интересуют другие вещи. Я коллекционирую записки. Есть забавные, например: «Вы не представляете, как вас любят в московском зоопарке!». А бывает: «Какая же вы сволочь, Дина Ильинична! Зачем вы его убили?!». И меня это страшно трогает. Представляете, насколько человек близко к сердцу воспринимает судьбу героя? Разные бывают встречи – я люблю все. Кроме одной, когда подходит уже очень пожилая женщина и говорит: «Я выросла на ваших книгах!».