Великий роман Джона Голсуорси «Сага о Форсайтах» — огромное и чрезвычайно важное произведение не только для английской, но и мировой литературы. Нобелевский лауреат писал о том, что лучше всего знал — о людях, их любви и желаниях. Яркие образы членов семьи Форсайтов, их окружения давно тревожат умы режиссеров. Девять книг в трех томах — как уложить это поистине гомерическое повествование в рамки кинематографического произведения или постановки?
Сага Голсуорси в Рark Theatre: Форсайты как зеркало боли
С кино и сериалами более-менее понятно: есть возможность переносить действие из локации в локацию или, наконец, сделать настоящее многосерийное полотно. Но в театре таких условий нет, и сценическая адаптация великого романа долгое время никем не предпринималась.
Голсуорси провел много лет, работая над вселенной Форсайтов, тщательно и пристрастно выписывая образы. Возможно, поэтому у каждого читателя свои Форсайты, и любая инсценировка всегда бывает встречена в штыки существенной частью зрителей. «А мне не похоже!» — можно услышать обиженный, совершенно какой-то детский возглас, ведь всегда необходимо, чтобы герой попадал именно в твоё восприятие любимого персонажа. Доставалось каждой киношной Ирен — Голсуорси писал главную героиню со своей жены Ады, а значит, образ был насыщен сотнями узнаваемых деталей. Притягательная и вместе с тем опасная роль!
И вот Джош Рош в 2024 году берётся за постановку эпопеи в лондонском Рark Theatre. Но как такой роман уместить в узкие сценические рамки?! Режиссёр принимает гармоничное и изящное решение: делит повествование на два спектакля. То есть вы проводите с Форсайтами или целый день, или два вечера. Рош рассматривает поколение за поколением, именно поэтому первый спектакль называется «Ирэн», а второй — «Флёр».
Это совершенно великолепная инсценировка Шона МакКенны и Лин Коглан, которая не превращает спектакль в дайджест, не впихивает его бездумно в прокрустово ложе отведённого времени, а сохраняет атмосферу, дух и — что особенно важно! — характеры. За персонажами хочется наблюдать, так тщательно простроены образы. А небольшой зал превращает зрителя в действующее лицо, пусть и безмолвное: странное, но очевидно срежиссированное ощущение. Включённость в форсайтовский круг делает происходящее более острым, дивным, порой зритель становится не участником, а соучастником, ведь Форсайты обожают секреты (это фраза становится практически слоганом спектакля).
По практически пустой сцене (только стулья и лампы), затянутой красным пушистым ковром, ходят герои Голсуорси. И тут есть один уникальный фокус — такой же, как, например, в постановке «Анны Карениной»: все знают, что случится с героиней в финале, но смотрят спектакль или фильм по роману Толстого по совершенно иным причинам. Так же и тут — Форсайты для зала становятся своего рода откровением, несмотря на то, что большинство зрителей неплохо осведомлены о перипетиях сюжета.
Форсайтизм — философия собственничества, против которой всеми своими текстами выступал Голсуорси, здесь рассматривается с точки зрения не столько финансового благополучия, сколько человеческих отношений. «Собственник» — именно так назван первый роман в эпопее, и это понятие красной нитью проходит через оба спектакля. Жажда обладания подменяет любовь, гнев затмевает боль, агрессия уничтожает любые попытки взаимопонимания.
Идею подчеркивают и очень красивые, восхитительно точные костюмы. Наряд Ирэн — дорогой, затейливый, блестящий, шуршащий шёлком и бантами — конфетная обёртка. Платье её подруги Джун — кофейно-коричневое в клеточку с бархатной строгой оторочкой. Ах, как просто и буднично она выглядит, и как точно играет эти несправедливые отличия Флоренс Робертс.
Ну вот, наконец-то сквозь все необходимые слова мы добрались до актеров. Филигранная работа труппы очевидна, но тут есть одна важная деталь, которую невозможно не заметить. По всем ролям, как крошечные сверкающие бриллианты, рассыпаны напоминания о предыдущих исполнителях. Нет, я не говорю о копировании или оммажах, всё гораздо тоньше и интереснее. Это такое осмысление опыта предыдущих актёрских работ, когда они становятся базой, точкой отсчёта.
Фионе Хемптон, играющей Ирэн, приходится сложнее всего. Сколько раз в адрес героини Голсуорси произносится слово «красивая», не сосчитать, и ей надо играть не внешнюю красоту, которая, конечно, очевидна. Хемптон представляет отражённые качества, тяжесть этой красоты, её золотые кандалы, выражаясь современным языком, объективацию. И моментами (как пенка с молока соскальзывает!) напоминает Грир Гарсон в экранизации 1949 года, которая недаром называлась That Forsyte Woman. Есть в ней что-то от чеховской Елены: те же усталость, одиночество, то же тяжкое привычное несчастье.
Ирэн влюбляется в молодого архитектора Босини, жениха подруги, вовсе не потому, что он диво как хорош — просто он другой. Не Форсайт! Этого достаточно. А он с ней так робок, что не может поверить своему счастью: как его, рабочего человека, полюбила эта сияющая, сошедшая откуда-то с блистательных ступеней женщина? Энди Раш больше всего похож на персонажа из совсем другой эпохи, книги и даже вселенной — кудрявый пушистый Снусмумрик в мятом пальто и зелёной шляпе, где-то потерявший свою гармошку. Такого Босини не мог не переехать жестокий мир Форсайтов — пусть даже в виде колеса кэба, выскочившего из тумана.
Еще один центральный персонаж — Сомс Форсайт. Собственник, одержимый страстью, к которому его жена Ирэн испытывает физиологическое отвращение. Роль Сомса играет Джозеф Миллсон — в нём нет ничего отталкивающего, как в других исполнителях этой роли. Но он двигается, точно волк, поворачиваясь за Ирэн всем корпусом, руки превращаются в хищные лапы, сутулится, наклоняет зализанную набриолиненную голову в яростном упрямстве. И с каждой минутой из симпатичного человека Сомс все больше превращается в чудовище, насилующее собственную жену. Интересно, что это не первая встреча Миллсона с Форсайтами, он озвучивал Сомса в длинной радиопостановке.
Отказавшись от декораций, режиссёр насыщает спектакль интересными мизансценами. Ведет оба спектакля (как рассказчик и как героиня) Флёр Форсайт, дочь Сомса (Флора Спенсер-Лонгхерст). В первом спектакле она ходит по сцене невидимкой, потому что в те времена ещё даже не родилась, просто скользнула в прошлое в надежде разгадать собственную боль. Второй спектакль — о самой Флёр, её страсти, собственничестве. Флёр, страстно полюбившая сына Ирэн Джона, — дочь своего отца, зрителю как будто говорят: смотрите, яблочко от яблоньки недалеко падает… Но нет, всё опять гораздо сложнее и тоньше. По воле режиссёра Джона тут играет тот же Энди Раш, что и Босини: это такой же поэт не от мира сего (Джон и правда пишет стихи).
Семья, с ее болью, ужасом и любовью превращает детей в собственных заложников. Это не дети отвечают за грехи родителей — старшие рушат жизни младших. Ирэн и Сомс транслируют взаимную ненависть дальше в следующие поколения, не давая жизни детям. Обманом, манипуляциями они отваживают их друг от друга, делают несчастными. И пусть Флёр, охваченная такой же неудержимой страстью, как отец, соблазняет возлюбленного почти силой — он всё равно уйдёт, уйдёт, не оглянувшись.
Но вот Сомс (Миллтон играет Сомса в обоих спектаклях, проходя путь от молодого человека до глубокого старика с белыми волосами) опускается на красный пушистый ковёр, испускает последний вздох. Его пальцы продолжают цепко держать за плечо свою Флёр — не выпустит, не позволит. И генетическое родство романа, спектакля и всех фильмов заставляет зрителя задуматься не только о вечной природе собственничества, но о сочувствии и невозможности оправдания насилия в любом его виде.
Спектакль продлится до 7 декабря.