Если одновременно включить 160 композиций разных музыкальных жанров и попробовать представить, что каждый инструмент – с индивидуальной громкостью, динамикой, тембром и строем – произведение искусства, то можно, не посещая Frieze, понять, что чувствует зритель, попавший туда…
Механический лебедь с крутящейся шеей, предметы быта на горке из глины, гигантская итальянская кофеварка, самые белибердовые сочетания в живописи (лубочная бойня в тропиках, а на фоне – пиксельный слон), реактивный двигатель, сымитированный слоями одежды. Единственное и непротиворечивое объяснение: нам будто бы говорят смириться, все это – искусство.
«Если я положу сюда рюкзак, это тоже будет считаться художественным высказыванием?» – спрашивает молодой человек свою спутницу, остановившуюся перед скамейкой из керамической плитки цвета тины. Пояснительных текстов нет. Видимо, чтобы не пугать публику или не отвлекать: впечатлений на ближайшие несколько месяцев точно хватит, а кому-то – до следующего Frieze.
Стратегическое значение, едва ли прогнозируемое заранее, приобретает на ярмарке развеска, местоположение и концентрация на одном участке равнозначных работ. Монументальное полотно Георга Базелица (р.1938) – возможный хайлайт любой современной выставки – пропускают: потому что в проходе.
Картина «Картина» («Painting») Джозефа Кошута (р.1945), теоретика концептуального искусства и в некотором роде виновника происходящего на Frieze, спрятана в углу по соседству с мраморным табуретом Дженни Хольцер (р.1950) с гравировкой «Abstraction is a type of decadence» – и вокруг тоже никого. А вот рядом с туалетами оживленно…
Посреди визуального шума редкий момент покоя для глаза и ума предлагает южнокорейская галерея Johyun с работами Ли Бэ (р.1956). Энергичные минималистичные мазки угольными чернилами на крупноформатной бумаге так же далеки от декадентства, как от розыгрыша экспрессии – напоминают скорее восточную мудрость, транслированную языком символов (Ли Бэ последние четверть века работает исключительно в традиционной технике углем). Вообще, любой южнокорейский стенд на Frieze стоит отметить, как и почти любой берлинский: мера эксперимента, способность удивлять и неподдельное творческое безумие распределены там в гармоничной, казалось бы, пропорции.
Более академичный курс выбрали титаны арт-рынка White Cube, Thaddaeus Ropac Gallery, David Zwirner Gallery, завлекая внушительными – и готовящимися ими стать – именами: Дональд Джадд, Барбара Крюгер, Роуз Уайли, Адриан Гени, Уолтер Прайс… Список можно продолжать, как и очередь у стенда Lehmann Maupin, где Билли Чайлдиш (р.1959) с двумя сыновьями вживую пишет пейзажную гризайль на теплом льняном холсте – еще один аттракцион ярмарки. Причем чрезвычайно успешный: говорят, почти все работы Чайлдишей были раскуплены в первый же день.
Переход от Frieze London к Frieze Masters ощущается – или только видится? – следующим уровнем. Многие стенды здесь уютно затемнены, консоли и шкафы выполнены из натуральных материалов; пространства выглядят организованней и обособлены друг от друга, порой с внутренними переходами. Контрасты в столкновении эпох – от реликвий вальдивийской культуры 3 тыс. до н.э. до Нам Джун Пайка с его TV-идолом, Энди Уорхола и Ben Eine, включая промежуточные стадии эволюции искусства, – возрождают интерес к созерцанию.
У входа на Frieze Masters разбит механический сад галереи Gagosian со стальными скульптурами Джона Чемберлена (1927–2011) и мебелью промышленного дизайнера Марка Ньюсона (р. 1963). Диалог между индустриальными формами и холеным дизайном – кураторский вклад художника Урса Фишера (р. 1973). Неподалеку лондонская «Галерея всего» (The Gallery of Everything) показывает крайне занятную живопись чешской сюрреалистки Евы Шванкмайеровой (1940-2005). Юмор Евы заключается в смешении сюжетов из женских журналов времен коммунизма и традиционных европейских «ню на природе». А дальше – Джексон Поллок, Макс Эрнст, Франсис Пикабиа, Жан-Мишель Баския, Марк Шагал, Питер Брейгель-младший… Мумии и кости.
«Будь у тебя много денег, что бы ты взял с собой?» – спрашивает на выходе другая молодая девушка у своего спутника. «Голову римской статуи… или лучше ничего». Или лучше ничего.
