В детстве она пела госпел и блюз, а сегодня снимается в проектах для Hulu и Netflix, готовит уже второй альбом и развивает собственную музыкальную вселенную. Вероника Мохирева начала свой путь с детской филармонии и дошла до лондонских площадок — между ними хор, театр, сериал «Топи» и сотрудничество с Владимиром Мирзоевым. Мы поговорили с актрисой, композитором и доброй бунтаркой о том, можно ли сочинять песни на неродном языке, сколько стоит человеческое лицо и как не бояться быть сразу всем?
Музыка как персонаж: Вероника Мохирева о саундтреках, Голливуде и AI
Вероника, Ваш путь начался в Екатеринбурге?
Я там родилась. И, как рассказывала моя мама, была ребенком, который особо не создавал проблем, потому что четко знал, чего хотел. Однажды, по-моему, в классе третьем, мой одноклассник позвал к себе на концерт. А детская филармония на тот момент являлась единственным учреждением, которое не столько образовывало маленьких детей как секция или кружок, сколько организовывала мероприятия. И все достаточно серьезно: человека сразу помещали, так скажем, в бизнес, индустрию. Вот там я впервые увидела выступление хора, в котором впоследствии пела 11 лет.
Это был джаз-хор Свердловской государственной детской филармонии, но мы пели не только джаз, были и госпел, свинг, блюз. Мне кажется, именно это повлияло на мой музыкальный вкус и стиль. Потому что хор пел неоклассику, религиозную музыку, абсолютно авангардные произведения современных композиторов. Мы с этим коллективом весь мир объездили.
Ничего себе!
Да, в том числе побывали в Японии, в Великобритании. В Уэльс приехали в 2013 году на музыкальный конкурс. Там было огромное количество участников из разных стран. Выступали невероятные (всегда вспоминаю и мурашки по коже!) японские хоры, филиппинские. Приехал один просто сумасшедший смешанный австралийский хор. И вот тогда я поняла, что хочу вернуться в Великобританию. Не знаю почему, но уже тогда, в 15 лет, была уверена: обязательно сюда вернусь.
Так получилось, музыка присутствовала в моей жизни всегда: с четырех лет, когда я начала играть на фортепиано и сочинять песни. Но в 12 в хоре учительница предложила мне поступить в театр. И потом мой путь уже стал формироваться не только в музыкальном ключе, но и в актерском тоже.
Как раз хотел спросить о связи музыки и сцены: можно ли сказать, что музыка влияет на Ваш выбор проектов, ролей?
Безусловно, потому что в каждом проекте, в котором играю, стараюсь всегда писать музыку. Думаю, интерес к музыкальному материалу зачастую и формирует мою роль. Понятное дело, многие актеры составляют плейлисты для персонажей, делают референсы и все такое. Но, кажется, у меня это получилось благодаря сотрудничеству с Владимиром Мирзоевым: он всему научил в кино, показал, как можно быть не в одной профессии.
Мы начали так работать еще в сериале «Топи»: я была актрисой, но также для своей сцены написала музыку. Мирзоев предложил: мол, а давайте-ка попробуем сымпровизировать, под что бы Арина (героиня фильма) у нас танцевала?
Я тогда все делала самостоятельно, и, если была возможность чему-то научиться – училась. У меня ведь нет музыкального образования. То есть оно есть, но только в рамках профессиональной игры на фортепиано. Понимаю, к сожалению, я не джазмен, но для меня большая честь играть, петь с хорошим джазовым музыкантом.
Мой путь строился всегда на том, что вижу, и, если не знаю – иду и учусь этому. Например, помогла языковая гимназия, поэтому и сочиняю песни на английском. Всегда пела на английском, никогда на русском. Это удивительно: живя в России, мыслила-то на английском. А сотрудничество с Мирзоевым показало: писать песни можно на любом языке, даже вымышленном, главное — передать атмосферу.
В «Топях», во «Внутри убийцы», в «Преступлении и наказании» мои песни стали лейтмотивом, саундтреком внутри проектов, они связали большое количество героев. И мне кажется, музыка — не фон кино, а персонаж, драматическая канва, которая обуславливает поведение действующих лиц, их характеры.
Я вообще постоянно сижу на горячей сковородке: хочется что-то делать. Такой темперамент. И когда-то это позволило мне понять: не обязательно оставаться в одном жанре, можно исследовать все.
Не параллельно, а совмещая?
Так я пыталась создать музыкальный проект. Сейчас он претерпевает модернизацию. Возможно, мой концепт в каком-то плане оказался очень сложным, тяжеловесным. Изначально он задумывался как разные грани личности, которые я не могу проявить в актерской карьере или в жизни, но хочу выразить в музыке: есть несколько персонажей, олицетворяющих разные истории.
Допустим, центральный герой Eronika – леди-доминатрикс, вся в черной коже, бунтарка. Но есть и лирический персонаж: белый, нежный, где-то даже являющийся жертвой, его часто можно увидеть в моих клипах. А еще есть мудрый герой, который обычно молчит, такой незримый наблюдатель, хаотичный и одинокий.
Я хотела соединить все это как вселенную. Так родился концепт: разные планеты, личности образуют вселенную. Но сейчас понимаю: чаще всего человеку удобнее цепляться за какой-то один конкретный образ, а уже по мере хода времени мы видим его развитие — как сериал с несколькими сезонами. Это похоже на сценарий: музыка, кино, театр – все переплетается.
Если вернуться к персонажам… Не тем Вашим музыкальным ипостасям, а к сыгранным героям на сцене… Был ли тот, который стал наибольшим вызовом, заставил переосмыслить себя или мироощущение?
Такой стала моя первая большая работа в «Топях». Помимо того, что это был провокационный вызов (обнаженные сцены и все такое), проект оказался признанием меня самой, заставил поверить, что могу управлять своей энергией, направлять ее в то русло, какое захочется.
Мне был 21 год, и я верила в свой большой потенциал: есть голос, талант. Но что с этим делать, не знала. Моя героиня тоже оказалась такой девочкой, у которой есть сила, но как ею пользоваться, непонятно. И осознание, пришедшее после этой роли – в профессиональном плане, в человеческом – очень помогло встать на рельсы.
Еще одна подобная роль, совсем недавняя, старт уже международной карьеры — я снялась для Netflix и Hulu в проекте The Collective с голливудским режиссером. Тут все мои представления о снобизме не оправдались: голливудский актер, который играл отца, настолько ко мне проникся, сам пошел на контакт. Говорил: мол, а вот как бы я сыграл нежность, а вот здесь надо так и так сделать.
Для меня было настоящим вызовом увидеть, что площадка – не всегда место, где люди кричат друг на друга, суетятся. Все может существовать в совершенно другой атмосфере. Этот прошлогодний проект напомнил мой первый, «Топи», в котором все шло за счет процесса, а не потому что «у нас тут деньги заканчиваются» или время, «давайте быстренько сыграйте и поехали».
В чем разница: один проект заведомо более масштабный, чем другой, обеспеченный, причем не только финансово, или дело в разных школах?
Могу сказать: и там, и там есть проекты, в которых ты приходишь и работаешь с творцом, в медитативном процессе создания образов. Либо же существуют проекты с текучкой, с конкретным бюджетом и вообще: шаг влево, шаг вправо — расстрел, условно. Они есть везде. Зависит, как вы правильно сказали, от масштаба проекта. Но также, мне кажется, от человеческого подхода. Нравится, когда прихожу на площадку, и ко мне относятся на равных, независимо от возраста или опыта, потому что, как и все остальные, я прихожу работать. И вот такой западный подход очень близок. Кто-то может назвать это дистанцией, но скорее речь о субординации и безусловном уважении к чужому пространству, к личности.
Вот вам пример: есть сериал, который все обсуждают в сети, называется «Переходный возраст». Мальчик 13 лет играет ужасную, чудовищную тему, играет безупречно. Не думаю, что ему сказали: «Ты посиди, сейчас мы со всем разберёмся и потом тебя позовём». Нет, к нему относятся как к настоящему актёру, уже выбранному на роль, с полным доверием. Но это не значит: вот есть российская система, а та, другая, хорошая. Везде существуют свои плюсы и минусы.
Например, на площадке Владимира Владимировича Мирзоева подход такой: мы все творцы, даже сотворцы, творим вместе, и у каждого должна быть творческая свобода. Но зачастую приходиться видеть, люди скорее выполняют указания, чем творят. Художников немного. Хотя, мне кажется, это можно воспитать в каждом человеке.
Вы упомянули юного актера в «Переходном возрасте» и отношение к нему взрослых коллег. Какой совет Вы бы дали себе шестнадцатилетней, восемнадцатилетней, начинающей свой путь в профессии?
Сказала бы ничего не бояться. Вообще ничего не бояться! Потому что все – в голове. И никому ничего не доказывать, просто делать.
А что и кому Вы раньше доказывали?
Доказывала, что у меня есть талант. Ведь существует установка: мол, докажи нам… Что можешь сыграть, у тебя хорошая музыка, ты выйдешь на сцену и всех удивишь. А ничего доказывать не надо.
Во-первых, это не теорема, чтобы ее доказывать. Во-вторых, суть нашей индустрии — вызвать эмоции. К примеру, когда я выступала на концерте у Маши Семушкиной, ужасно переживала. Это было мое первое лондонское выступление, думала: примут ли меня? А после концерта ко мне подходили люди и говорили, что плакали, смотрели и чувствовали энергию.
Тут не вопрос таланта. Я могу просто сделать так, чтобы слушатели уловили эмоцию, которая вложена в песню, чтобы им она запала в душу. И это главный залог хорошего музыканта.
С какими деятелями кино или музыкантами Вам бы хотелось сотрудничать?
Ой, у меня большой список. В основном западные, конечно. Российские тоже, но российский контент во многом идет по референсу Запада. Хотя интересно, актерская игра, сама система — русские. И с этим ничего не поделать. У Мейснера, Страсберга и всех остальных культовых личностей исток все равно один — Станиславский. То есть должен быть взаимообмен.
Но из списка режиссеров… Ари Астер, например. Конечно, будь жив Стэнли Кубрик, то Стэнли Кубрик. Я люблю авангард и артхаус, но также хотела бы поработать в том числе с создателями «Офиса» или сняться в «Разделении» у Бена Стиллера. Почему бы и нет? Меня привлекает английский театр. Я очень-очень серьезно занимаюсь акцентом. Хотелось бы именно выйти на сцену. Недавно, например, постановка Much Ado About Nothing с Томом Хиддлстоном меня просто повергла в шок. Всегда его воспринимала как киноактера, хотя у него, безусловно, невероятные театральные работы.
А что касается музыкантов, хотелось бы записать фит с поп-исполнителями, с ветеранами сцены, поработать, ну, я не знаю, с Aphex Twin, The Prodigy, Элтоном Джоном, Эми Уайнхаус, если бы была возможность. И с Radiohead, и с Томом Йорком. Я воспитана на очень многих именно британских музыкальных примерах.
Это влияние Ваших родителей?
Нет, я родилась в обычной абсолютно семье. В ней нет музыкантов, актеров, ничего такого. Папа был дантистом, мама — финансовый директор в одной из компаний, сестра-переводчик живет во Франции. Так что я гадкий утенок.
Вы сказали, что работаете над акцентом. Это, чтобы иметь более широкий диапазон ролей или сгладить русский акцент?
У меня никогда не было прямо-таки русского акцента из-за того, что всю жизнь занимаюсь английским. Но все равно чаще всего слышно, что ты иностранец. И чтобы иметь возможность играть не только русских в кино, чтобы слушатели меня не воспринимали лишь как русскоязычную певицу, а как человека, который смог ассимилироваться, принять эту культуру, думаю, важно работать над акцентом, над произношением.
Расскажите, как Вы оказались в Британии, какие проекты в планах?
Как я сказала, впервые здесь оказалась в 2013 году. И подумала, что обязательно еще приеду. А через 10 лет получила визу Global Talent. Когда приехала, вообще никого не знала. Совсем! Мы с Машей (Семушкиной) это как-то обсуждали и поняли, что нам обеим потребовалось 2 года просто на стабилизацию, на понимание, что делать дальше, как двигаться вперед. У меня время ушло на то, чтобы перестать бояться, понять: моя музыка интересна людям.
Поэтому дальнейший план – писать, усердно работать. И вдохновляться. Лондон, Великобритания — это моя любовь, удивительное место, в котором может произойти все что угодно буквально каждые 10 минут. Начиная с погоды и заканчивая расписанием метро.
И, конечно же, планирую концерты. Вот 1 мая будет концерт в рамках фестиваля Music Saves the World. А еще сейчас работаю над вторым альбомом. Плюс пишу саундтрек для сериала, это полностью моя композиторская работа. Обычно я продаю свои песни как отдельные треки, а здесь будет ведение проекта с темой, саунд-дизайном, от лейтмотивов до конкретных музыкальных произведений.
Еще хочу развивать соцсети. Мне кажется, они вообще двигатель прогресса человека, который эмигрирует. Если есть новая аудитория, и ты не знаешь, как о себе рассказать, начинай с соцсетей, показывай свои работы, интересы. Так огромная аудитория охватывается, причем, в кратчайшие сроки.
Кстати, любопытно вышло: мы недавно создали с другом-оператором серию видео на мой сингл. Одно из них сняли в магазине сладостей на Пикадилли и рядом, в телефонной будке. Теперь люди постоянно спрашивают, AI ли это? А тут просто мощное приближение с большого расстояния. Тоже интересная тема, которую я хочу поисследовать: насколько мы привыкаем к фейкам, к тому, что все уже сделано за нас. И где тогда этот момент творчества, создания идеи, размышления о ней? Конечно, AI во многом упрощает жизнь, но вот сами идеи…
А Вы используете AI в работе?
Использую, к примеру, для того, чтобы построить контент-план. Потому что, если честно, мне не хватает времени. Верю, что мой проект когда-нибудь соберет команду единомышленников, но пока занимаюсь всем самостоятельно.
Но есть огромная проблема, когда AI применяют для создания музыки или видео. В Америке, к примеру, можно продать свое лицо, чтобы его использовали в контенте от ИИ. B моей карьере тоже было такое предложение о продаже лица: за, если не ошибаюсь, 1200 фунтов его хотели сделать виртуальным помощником.
И эта тема становится все более злободневной. Где границы, за которые нельзя заходить? Есть ли они вообще? С одной стороны, многие люди теряют работу из-за искусственного интеллекта. С другой – освобождается время для того, чтобы просто жить эту жизнь. Палка о двух концах. К примеру, если мою работу теперь выполняет AI, может быть, нужно учиться чему-то новому? Тем не менее, почему у меня забирают работу, если я всю жизнь на нее потратила? Это не столько вопрос, облегчает ли нам ИИ жизнь, сколько размышление об анализе данных, развитии таланта, умении работать с большим количеством информации.
В любом случае в музыке алгоритмы пока не способы заменить человека — только он может проанализировать всю картину целиком, песню целиком. Но ИИ учится и улучшается. И обидно, когда я провожу по 16 часов в студии в работе над несколькими тактами, а ИИ может за меня «на раз-два» сделать целый альбом.
О чем вы мечтаете?
Мне кажется, мечта — что-то недостижимое. Я мечтаю… Чтобы загаданное свершилось. И это необязательно трактовать в личном плане, в общественном, в мировом, в глобальном.
Мечтаю, чтобы человек, который прочтет интервью, узнал в нем себя и сказал: блин, мне это помогло, навело на какую-то мысль. Потому что все наши разговоры, музыка, работы направлены именно на коммуницирование, извлечение того, что резонирует. А все остальное и так достижимо.