…Они всегда были с нами. Сначала прятались в наскальных рисунках и песнях шаманов, потом перетекли в эпосы, различного рода библии и рыцарские легенды, трансформировались в утопии, вестерны, комиксы Marvel и предвыборные программы политических партий. Мифы были с человеком на заре его появления и будут рядом с человечеством на его закате.

Это не просто сказки у костра – такова доступная форма объяснения мира, которая старше науки и религий, своего рода универсальный язык, с которым племена становились народами, а народы – цивилизациями. Это обещание – бессмертия, справедливости, иногда просто хлеба насущного. Миф – способ отменить хаос, собрать всё в историю, пережить её самому и передать дальше. Как ДНК, из поколения в поколение, но через слова, образы, ритуалы. И пока гены заботятся о нашей биологии, мифы оберегают смыслы.

Античные мифы – первая большая структурированная библиотека. Греки и римляне собрали в единый пантеон всё человеческое: страх перед смертью, жажду славы, жертвенность, ревность, страсть и поиск бессмертия. Олимп стал моделью общества, боги мало чем отличались от людей, разве что были более капризными, метали молнии, устраивали тайфуны. Но в этих историях начинает создаваться архетип героя – смертного, не побоявшегося спуститься в подземный мир или сразиться с чудовищем. Гильгамеш, Урал Батыр, Одиссей – все они в разных масках повторяли одну и ту же истину: человек смертен, но в памяти и истории может жить вечно. Так миф сам себе создавал основу для бессмертия, он становился той нитью, связывающей времена, позволяющей прошлому и будущему разговаривать друг с другом.  

Со временем миф эволюционировал. Из историй он превратился в систему, расколовшуюся на разные религии вслед за падением Римской империи. Запад стремился к структуре и ясности, монастырские скриптории превратили миф в кодекс и отправили в крестовые походы на поиск священного Грааля тысячи благородных мужей. Восток в то же самое время плёл ковры сказок и притч, в которых главный герой не столько побеждал, сколько искал – чудо, знание, истину. Синдбад-Мореход не даст соврать, миф Запада строился как закон, миф Востока – как орнамент. 

Эпоха Возрождения подарила Европе свежий миф о человеке-творце. Героями нового времени стали учёные и художники, их творения – откровениями. И человек впервые за много веков вдруг почувствовал себя в центре мироздания, способным создавать красоту и гармонию без божественных посредников. Восток в это время создавал алгебру и медицину, переводил Аристотеля и писал трактаты, где знание ставилось на один уровень с молитвой. Европа устремилась вперёд, к прогрессу и будущему, Восток обратился вглубь, к мудрости.

Это расхождение не разрушило миф, оно сделало его гораздо объёмнее. Линейная структура времени и культ прогресса наполнились мистикой и бесконечным кружением смыслов. Миф стал многогранен и неоднозначен. И в этом симбиозе, на излёте Возрождения в сиянии искусства появились тени сомнения – человек, чувствовавший себя подобием Бога, вдруг осознал, что Вселенная гораздо больше купола собора, и законы её гораздо строже, чем яркая палитра художника. Галилей поднял телескоп к небу и понял, что оно не вращается вокруг Земли. А Джордано Бруно сказал вслух (его современники боялись даже подумать!): Космос бесконечен, миров больше, чем звёзд на небе. Его мысль сожгли вместе с ним на костре, но в дыму этого костра зародился новый миф – о Разуме, который дерзает спорить с самим Богом. 

Миф о Разуме быстро обрёл силу религии. Мысль возвелась в абсолют, энциклопедии заменили Библии, а мыслители стали апостолами нового времени – эпохи Просвещения. Чудеса и пророчества отошли на второй план, теперь только наука и образование должны были вести человечество к свету. Вера в линейный прогресс стала догмой, а история – дорогой к всеобщему счастью. Квинтэссенцией общественного устройства оказался рационализм. Мир больше не был тайной, он стал задачей, которую надо решить.

И миф, во всей этой исторической линейке, ни разу не пропадал! Менялись сюжеты, герои, имена, и он всегда адаптировался к новой реальности, как организм к изменению климата. Его функция оставалась прежней – давать смысл, которого не достичь никакими формулами. Миф оказался удивительно гибким к изменениям – он может быть богом, героем, теоремой или законом, но каждый раз помогает нам договориться с окружающим хаосом. Именно эта способность и сделала миф спутником цивилизации…

Объявили посадку на мой следующий рейс…

…Очередной этап эволюции мифа пришел с паром и механизмами, началась эпоха индустриализации. И теперь героями были инженеры и рабочие. Они не искали священного Грааля, вечной славы и подвигов – но строили фабрики, тянули рельсы, запускали конвейеры и пароходы. Люди стали винтиками большой идеи, ведущей человечество в новый Золотой век. Дисциплинированными и послушными. Винтиками.

Поэтому миф о прогрессе внезапно обрёл политический окрас. Индустриализация изменила саму структуру мифа. Прогресс превратился в религию без Бога, вместо икон висели чертежи, вместо молитв звучали лозунги. Человек понял, что будущее можно построить руками, а значит – его можно спланировать. Карл Маркс, визионер своего времени, определил, что история – не хаотический набор событий, а закономерное движение к финалу социального устройства будущего – обществу равенства. Золотой век перестал быть метафорой и явился планом, который надо реализовать. 

Ленин сделал эту идею одновременно и оружием, и обрядом. Революция привела к коллапсу старого мира, партия заменила церковь, вождь был назван пророком. В это же время в капиталистическом мире «за океаном» миф звучал несколько иначе, но неизменно нёс в себе идею общего успеха. В Индии и Китае начал зарождаться новый миф о возрождении.

Однако всем этим мифам – индустриальным, революционным, капиталистическим, национальным и духовным – рано или поздно суждено было столкнуться. Первая половина ХХ века ознаменовала собой начало эпохи войн, где каждый из мифов проверялся на прочность. Первая мировая вдруг обнажила, что наука и техника могут создавать не только дороги и фабрики, миф о светлом завтра дал трещину, но окончательно не разрушился. Появилась Лига Наций, как ещё один, теперь уже коллективный миф-утопия о мире на века.

Вторая мировая стала ещё большим крушением, здесь сошлись мифы не народов, а цивилизаций. И они уже не соперничали между собой – они боролись за выживание. Одни, как миф о расовом превосходстве, не выдержали и схлопнулись, другие – оказались основой послевоенного устройства мира. Атомная бомба символизировала осознание того, что миф о прогрессе может привести человечество не только к утопическому Золотому веку, он с тем же успехом – к апокалипсису. 

Новые мифы редко появляются на пустом месте, они рождаются на обломках старых, просроченных, выгоревших. Вера в прогресс рухнула в окопах и газовых камерах Освенцима, новый миф о правах человека родился из пепла бомбардировок и крематориев. Словно Феникс – с новой надеждой и оправданием существования человечества как такового. Ведь впервые оно попробовало что-то построить не на основе различий, а принимая во внимание общность. 

Впервые за всю историю человечества был создан универсальный набор базовых ценностей, общий для всех, независимо от пола, расы или вероисповедания. Но миф должен оставаться мифом – Всеобщая декларация прав человека хоть и стала основой для международного права, сама по себе юридической силы не имеет. Чтобы убедиться в этом, достаточно включить выпуск новостей по телевизору. 

Появились и новые мифотворцы с доставкой мифа прямо на диван в гостиную. Если раньше он был нарративом для племени или нации, то теперь его называют просто продуктом – у каждой передачи, сериала или рекламного ролика свой. Мифы пошли в расход, их начали покупать, коллекционировать, выбрасывать или получать новые по программе trade-in. Корпорации взялись за древние сюжеты. Coca-Cola оккупировала Рождество, Дисней отшлифовал до хэппи-энда страшные притчи о морали Шарля Перро и братьев Гримм, а Джобс с надкусанным яблоком вообще эксплуатировал, пожалуй, самый известный миф о райском саде. 

Почти в каждом аэропорту мира перед посадкой в самолёт мы проходим через востребованный путешественниками миф – сияющую территорию duty free, где, по легенде, виски, парфюм или модные очки можно купить без налога…

Мой последний рейс задержали на несколько часов, самое время ощутить, что магазины в аэропортах – не про экономию, они про ритуал. Пакет из duty free становится вещдоком того, что совершено перемещение из одного мира в другой, а такие перемещения всегда окутаны ореолом ярких повествований…

…Фоточки из залов ожиданий, чек-ины в отелях, сторизы с островов – интернет дал нам возможность создавать собственные мифы, мгновенно распространять их и получать подтверждение значимости в виде количества подписчиков. Мифы современности быстрее и легче своих предшественников, они живут сутки, но при этом успевают влиять на миллионы людей. Мемы стали новыми притчами, лайки – коллективным ритуалом, а место жрецов заняли алгоритмы. Именно они решают, кому какие мифы скармливать.

И хотя сила влияния современных мифов велика – вирусный ролик может снести правительство страны, твит обрушить рынок, а мемчик растоптать репутацию – большинство из них всего лишь пустые оболочки, не несущие в себе глубоких смыслов. Структура осталась прежней, героями становятся те, кто выходит за рамки обыденного, но если раньше это был Прометей, подаривший людям огонь, то сейчас – блогер с успешной коллабой. Новым Олимпом стал топ ютьюба и инсты, небожители теперь обитают там…

Это на меня так задержка рейса повлияла, побрюзжать о том, что раньше было лучше – тот ещё миф, один из самых живучих. Он встроен в прошивку человечества как баг – реальность обновляем, но принять её сразу не можем. Полетели дальше…

…На фоне общей пустоты информационного шума и гигабайтов бессмысленных видосиков всё-таки появляются устойчивые конструкции. Биткоин обещает нам свободу от банков и государств, Илон Маск тянет в космос, а искусственный интеллект сулит приход формы жизни №4. Эти новые мифы не просто захватывают внимание, они пытаются структурировать наше будущее. На них работает законотворчество, перестраиваются экономики, формируются стратегии целых государств. Мифы о цифровом будущем стали долгосрочным и значимым ориентиром в направлении эволюции человека, где сам человек перестаёт быть конечной точкой эволюции. Трансгуманизм становится новым переизданием старых сказаний о поиске бессмертия. 

Это уже не просто философский эксперимент, мы со скоростью света несёмся к сингулярности Курцвейла, как к спасению, а не к катастрофе человечества. Память, эмоции, личность можно будет выгрузить на сервер и «жить» бесконечно долго, пока сервер питается электричеством. Дата-центр станет тем самым священным Граалем для рыцарей новой формации. 

Но помните, куда привёл миф о прогрессе? Глашатай цифрового апокалипсиса Ник Бостром предупреждает нас: этот миф не о спасении, он о контроле алгоритмов, которые уже сейчас показывают свою истинную сущность. Он призывает выровнять мотивацию машин с человеческими ценностями быстрее, чем ИИ возьмёт на себя решающее преимущество и заполнит мир никому ненужными скрепками. Просто потому, что за основу мифа была взята слишком узкая направленность. 

А есть ещё вариант Харари в «Homo Deus». Мы всегда искали божественное вовне, но теперь, спустя тысячелетия, мифы привели к зеркалу. Богом должен стать человек. Создатель межпланетных полётов, генетического совершенства, окружающей реальности. Мы прошли путь от глиняных табличек до нейросетей, и весь этот путь миф был тем топливом, которое вело нас вперёд. Боги не умирают, они просто меняют свои аватары. Мифы тоже, они эластично подстраиваются под задачи. А основной из них сейчас является выбор коллективного мифотворца, который приведёт человечество не благодаря, а вопреки всему к Золотому веку эволюции. К ещё одному устойчивому во все времена мифу. 

На выходе из аэропорта я нашёл книжную лавку, а в ней – «Книгу Кладбища» Нила Геймана. Историю о мальчике, воспитанном призраками. Как всё человечество, взрощенное растворяющимися во временах историями. 

Растворим и эту историю здесь.