Ваши герои приехали на станцию метро Кропоткинская и пошли в булочную в переулках — в которую я ходила все свое детство, и в молочную, в которую я тоже ходила в детстве. И там действительно всегда продавалась корица. Откуда вы это знали?

Вот это, честно говоря, я придумала. И булочную, и молочную. Видите, какое serendipity.

Вы писали о своем детстве?

Это мое детство, моих друзей и знакомых. Общие детали детства того поколения. Какие-то истории произошли со мной, другие — с друзьями, что-то просто придумала. Наше поколение застало последние годы Советского Союза. И эту осязаемость движущейся истории мне хотелось показать: за шесть лет все перевернулось с ног на голову.

Начинается книга с того, что девочка Маша должна подносить цветы к портрету Ленина, а несколько глав спустя — прием в пионеры на Красной площади, но он уже никому не нужен.

И бабушка одного из героев скажет: «Зачем это все?»

Да! Вот именно это мне хотелось отрефлексировать: как за такой короткий промежуток времени произошел тектонический сдвиг. Сейчас мы живем, к сожалению, в такие переломные исторические времена, и тогда тоже жили, но мы, дети, этого не понимали. А наши родители, конечно, понимали: им нужно было выживать в новом мире.

Сравниваете ли вы поколение родителей с нами?

Нет, думаю, что это совсем другое. Тогда были надежды. Такие надежды! И, конечно, было очень тяжело: очереди, неизвестность, увольнения, зарплату не платят. Но, по крайней мере, в том кругу, в котором я выросла, царила эйфория, ощущение, что вдруг загорелся свет впереди. Многим то время оказалось тяжело пережить. Когда Советский Союз распался, люди теряли работу, статус, достаток, уверенность. Но такие свободы, которые тогда мы приобрели, казались чем-то просто невозможным. Мои родители, помню, не могли поверить в происходящее: Сахаров выступал на съезде, начали все печатать.

Вы так подробно описываете Москву, особенно Юго-Запад…

Это мой район, мой маршрут, 26-й трамвай. Локации того района я все знаю. Так сказать, из памяти их рисовала.

Большое внимание в книге уделено мелочам — именно они создают зримый мир. Когда вы работаете с деталями, чем пользуетесь?

Моя основная работа — журналистика. Я — репортер: детали привыкла узнавать. Много читала разных мемуаров, сама вспоминала, провела десятки интервью, в основном, со своими сверстниками и их родителями.

Вот это были разговоры!.. Иногда мы по два часа говорили, вспоминали. Вдруг проскочит какая-то удивительная деталь, я называю такие моменты жемчужинами. В разговоре может быть две жемчужины, а бывает, что сразу щедро сыпят целую горсть.

Например, один знакомый моих родителей, рассказывал о длинной очереди и сказал, что она была как на «Джоконду». Дело в том, что в 70-е годы в Москву привезли «Джоконду», и все туда ломанулись. Я сразу поняла: это сравнение забираю себе, оно передает эпоху.

Можно ли поэтизировать быт? Справедливо ли это?

Да, но я такой цели не ставила. Знаете, моя путеводная звезда и муза в литературе — Улицкая, как раз известна бытописанием. Мне всегда очень нравилось, как она это делает. Иногда кажется: ну, что может быть интересного в том, как женщина готовит на кухне? Но у нее это настолько ощутимо и зримо, тебя как читателя прямо транспортируют на эту кухню.

Нужно ли поэтизировать жизнь? Не знаю, но она состоит из мелочей. И если ты её пытаешься описать, то вот она так и выглядит.

Готовы ли вы к тому, что будут приходить люди, дёргать за рукав и говорить: «Мария, Мария, а со мной вот что было!»

Где-то в отзывах я прочла: «Эта книга мне сэкономила десять лет терапии!» И я рада, если так. А еще одна девушка сказала, что книга написана проработанным человеком. Это был такой комплимент! Я счастлива, если так кажется, но есть и еще, над чем работать.

Ко мне много раз обращались читатели, о себе рассказывали, спрашивали: собираюсь ли писать вторую книгу. Пока не планирую. Во-первых, мне кажется, что фильм с цифрой 2 в названии — ну там «Человек-паук-2» или «Миссия невыполнима-2» — уже совершенно не то. Во-вторых, хотелось оставить героев именно в декабре 1991 года, когда одна страна приказала долго жить, а другая родилась. Кроме того, я сейчас работаю над другим романом, потом в планах еще один. А там посмотрим.

То есть вы не думаете о том, что бы произошло с этими героями, например, в феврале 2022 года?

Это я, конечно, могу предположить. Одна героиня уехала еще в детстве. Герой, у которого мама работала в одной из самых прогрессивных газет того времени, думаю, тоже бы уехал. А сын партийного деятеля, наверное, стал бы олигархом.

Но могу сказать, что я начала писать роман задолго «до», поэтому никаких параллелей не задумывала. Как чувствовала, так и писала.

Как долго вы писали «Двадцать шестой»?

Больше трех лет. И могу сказать, когда работала с текстом, это такое спасение было! Уходила в 80-е, в то время, когда ещё всем казалось: «радость будет, что в тихой заводи все корабли». Наверное, это эскапизм, но мне кажется, он целительный и поддерживающий, потому что сложно сейчас всем. И мне хотелось ещё раз это пережить и осмыслить.

Тяжело «пересаживаться» из романа в роман? Когда вы заканчиваете текст, возникает ощущение пустоты или место пусто не бывает?

Ощущения пустоты никогда нет! Скорее, мне бывает сложно переключиться: все еще едешь в 26-м трамвае в 1989 году — и вынырнуть из того времени в новый роман сложно. Трудно отпустить текст и работать над новой книгой, но надо, надо. Вот поэтому я гуляю с собакой, прочищаю таким образом голову, сажусь и начинаю писать.

Книга «Аня здесь и там» — об эмиграции. Вы использовали свой опыт?

Использовала свой опыт как ребёнка, затем как мамы, а еще — опыт своей дочки. Как раз 90-е годы, когда наука разваливалась, папа получил приглашение работать в Париже — мои родители ученые. Четыре месяца мы жили в Париже, потом вернулись в Москву, еще на два года — в Париж, и снова — в Москву, а после уехали в Чикаго. Таким образом за пять лет у меня появился большой опыт познания новых стран, языков, новых школ.

Я учила английский — у меня была хорошая английская школа. А когда приехали в Париж, где никто по-английски не говорил — ни дети, ни учителя — было, конечно, тяжело. Но уже через два месяца разговаривала, даже переводила маме какие-то квитанции про газ и электричество.

Этот опыт — когда тебя забрасывают в новый класс, в обучение на другом языке, а ты ничего не понимаешь — я пережила несколько раз ребенком, а потом еще раз, уже как мама. Мы переехали, когда моей дочке было четыре с половиной года, и я видела, как ей нелегко. Решила написать поддерживающую книгу для детей. Есть немало литературы для взрослых об эмиграции, но хотелось помочь детям, поговорить об этом опыте. Книга вышла в декабре 2021-го, и оказалось, что она, к сожалению, многим пригодилась.

Непростой у вас был опыт в детстве.

Но видите, я зато стала писателем.

А вы всегда собирались?.. 

Я с детства писала. Стихи, рассказы, потом стала журналистом — это моя работа с утра до вечера. Но да, у меня всегда была мечта писать художественную литературу, особенно когда начала зачитываться Улицкой. Потом закончила курсы писательского мастерства Creative Writing School у Майи Кучерской — мне это помогло. Я к тому времени написала уже 200 страниц романа, но совершенно не знала, как его слепить, а на курсах нам показали, как.

И вот я работаю уже над третьей книгой. По мере возможности, конечно. Потому что работа, дети: утром рано встаю, вечером поздно ложусь, пытаюсь выискивать время, писать хоть чуть-чуть каждый день. Это нужно, обязательно нужно! Если из текста выныриваешь надолго, потом сложно возвращаться обратно.

Есть такой мем о художниках… На собрании клуба анонимных художников девушка говорит: «Я художник, но уже два месяца ничего не рисовала!» Вот так нельзя. Если ты писатель, то должен писать все время.