Лучшие умы мира разводили руками: увы, опровергнуть Мальтуса было невозможно! Он прав, кругом прав, видимо, уничтожать друг друга написано на роду человеческом. Хотя существовала и другая возможность разрешить проблему – резкий рост интенсификации сельского хозяйства. Но ко времени выхода в свет «Очерка о народонаселении» Мальтуса человечество еще не знало, за счет чего обеспечивается урожайность, и ломало копья в схоластических по большей части спорах о том, получают ли растения пищу из воздуха или из земли.

В 1840-м Юстус Либих (современники долго и изощренно высмеивали его, но в итоге теория преодолела скептицизм европейских остроумцев) наконец-то разобрался в этом вопросе.
Стало ясно, что будущее выживание количественно растущего человечества зависит от удобрений – фосфорных, калийных и азотных. И если с первыми двумя проблем не возникало, они в достаточном количестве встречаются в природе, то азотные удобрения были в огромном дефиците. Собственно говоря, на свете в тот момент существовало два источника этих удобрений: залежи селитры и ее производство.

Серьезные запасы селитры на тот момент были обнаружены только в Индии и в Чили, причем чилийская  совершенно замечательна и по качеству, и по количеству. Когда говорят о чилийской селитре, многие представляют себе запасы какого-то удивительного минерала.
На самом деле это гигантские многовековые залежи птичьего помета, сохранившиеся благодаря своеобразному климату Атакамской пустыни (полоса длиной 200 километров, шириной около 3 км и глубиной от 30 см до 3 метров). При этом месторождения в Чили казались неисчерпаемыми (они и по сей день не исчерпаны), но проблема была в том, что селитра – продукт «двойного назначения», и кроме удобрения она незаменима еще и в производстве пороха. Для человечества же по сей день дилемма «кормить или убивать» решается в пользу последнего. Поэтому вся без остатка чилийская селитра – довольно дорогая, заметим, – шла на производство пороха.

Сельскому хозяйству оставалось довольствоваться так называемой буртовой селитрой – продуктом адской смеси, получаемой при разложении органики. В специальных «селитерницах» смешивали навоз, внутренности животных, болотную жижу, мочу, золу и прочие дурно пахнущие ингредиенты. На производство 1 кг селитры требовалось затратить около 6 кг «исходников». Правительства некоторых стран материально поощряли производителей насущно необходимого удобрения. Но само производство было маломощным и удовлетворить спрос могло лишь в микроскопической степени.

Спасение человечества от «мальтузианской ловушки» пришло, разумеется, от ученых.
В тот момент было уже известно, что воздух в значительной (около 80%) степени состоит из азота. Но… азота трудно извлекаемого! Знали и том, что больше всего азотных удобрений на планете (и по сей день) «производится» молниями, когда высокие температуры вызывают отделение азота, который потом в чрезвычайно низкой концентрации попадает вместе с осадками на землю. И вот тут на мировую арену выходит наука химия в лице главного гения и главного злодея эпохи Фрица Габера.

Рожденный в немецком Бреслау (ныне Вроцлав в Польше) выходец из состоятельной семьи еврей Габер переживал тот период истории, когда провозглашалась не «Германия для немцев», а «мы все одна страна»! И это счастливое время навсегда отпечаталось в его сознании. Правда, закончив университетский курс (среди его учителей был, в частности, знаменитый Бунзен, изобретатель до сих пор востребованной газовой горелки, и множество других звезд науки), Габер столкнулся с тем, что не может получить достойное место ни в одном из университетов. Пару лет он работал в компаниях своего отца (его бизнес – красильное производство, и отличный химик там оказался очень к месту), но затем совершил решительный поступок, кстати, один из многих в своей жизни: он крестился. И после этого получил место профессора в одном из университетов, соответствующее его научной квалификации. Это событие никоим образом не пошатнуло патриотизм Габера (который подвергнется еще и не таким испытаниям!), и он с наслаждением окунулся в любимую науку.

Его цель была прекрасна и захватывающе глобальна: «накормить Германию», добыть селитру из воздуха. Опыты Габера произвели сильное впечатление на Карла Боша, руководителя исследовательской лаборатории завода BASF: «Badische Anilin- und Soda-Fabrik», и ученый получил устойчивое финансирование, которое позволило ему довести исследования до победного конца. Габеру удалось получить аммиак из… да, из воздуха!

Конечно, это вовсе не было концом истории, потому что потребовался еще гений Боша (будущего Нобелевского лауреата), чтобы разработать промышленные, а не лабораторные технологии получения аммиака. Но начиная с 10-х гг. прошлого века о «ловушке Мальтуса» вспоминают разве что как о забавном научном казусе. Габер, мечтавший накормить Германию, накормил весь мир! И, стоит признать, в обозримом будущем проблема перенаселения планеты и мучительной голодной смерти человечества отступила (правда, остался вопрос распределения произведенного, но это уж точно не проблема химии).

Косвенное последствие открытия Габера – это всемирный процесс индустриализации. Теперь, после повышения интенсивности сельскохозяйственного производства, в мире высвободились сотни миллионов рабочих рук, которые были перенаправлены в промышленность. А сильно сократившееся количество крестьян справлялось с задачей накормить всех. Достижение Габера – настоящий триумф науки, невероятный и блестящий! Наверное, история не знает ничего подобного тому, что совершил этот человек, но… Габер не умер от счастья сразу же после своего изобретения. И лавры спасителя человечества носил по историческим меркам не слишком долго.

Мальтузианцы еще в середине XIX века подсчитали, что продовольствие закончится на планете в середине 10-х гг. ХХ века и начнется страшная война, где все люди будут убивать друг друга. За еду! Война и началась. Правда, вовсе не за поля и нивы. И Габер, считавший, что «в мирное время ученый принадлежит человечеству, но в военное время – только своей стране», поставил науку на службу кайзеру. Изобретенный им аммиак позволял производить боеприпасы для немецкой армии в неограниченных количествах.

Историки той войны пишут, что без открытия Габера война вряд ли продолжалась бы два года или даже год: на её ведение банально не хватило бы боеприпасов, которые в чудовищных масштабах были обрушены друг на друга воюющими сторонами. Но Габер пошел сильно дальше, чем производство боеприпасов. Он не просто создал боевые отравляющие вещества, а лично принимал участие в газовых атаках на позиции противников (среди прочих под его началом работали и будущие нобелевские лауреаты Франк, Герц и Ган).

В 1915 году его жена, тоже химик, после того, как произошла печально знаменитая газовая атака под Ипром, оказалась не в силах перенести этот ужас и покончила жизнь самоубийством. Габер, скорбя, на следующий день после её смерти, однако, выезжает на Восточный фронт готовить новую газовую атаку. Заметим, один из первых противогазов – это тоже разработка Габера, но о спасенных благодаря его изобретению солдатах мало кто говорит. Зато именно ему, как человеку, активнейшим образом способствовавшему и лично участвовавшему в развязывании «газовой войны», припомнили все её жертвы. Более 80 тысяч жизней и еще около 1,3 млн искалеченных солдат!

Но вот война заканчивается. Габеру присвоен не слишком высокий чин капитана, которым он гордится чуть ли не больше, чем всеми своими научными наградами (портрет кайзера всегда висит над его рабочим столом). Он вынужден какое-то время скрываться, опасаясь попасть в список военных преступников. Нобелевская премия, присужденная ему в 1918 году, получена ученым только год спустя, и при всех невероятных заслугах перед человечеством воспринята она более чем неоднозначно.

Дальше Габер живет по своему принципу, о котором говорилось выше: «в мирное время ученый принадлежит человечеству». И организует ставшие знаменитыми «габеровские семинары», серию научных конференций с привлечением лучших умов того времени (в них участвуют Планк, Бор, Борн, Эйнштейн – странно, но пацифиста Эйнштейна и яростного «патриота» Габера связывает дружба), пишет ряд ярких научных работ. Но вирус патриотизма неистребим! Поэтому Габер, добывший азот из воздуха, решает добыть золото… из морской воды. Золото, как он считает, нужно Германии, чтобы быстрее расплатиться по контрибуциям.

К этому моменту ученый имеет славу почти что колдуна, и снисходительно относящегося к алхимии Габера заранее объявляют «спасителем нации». Правда, опыты заканчиваются безрезультатно: Габер обнаруживает, что содержание золота в морской воде в 1000 раз меньшее, чем это предполагалось ранее, и признает его добычу нерентабельной. В то же время начинается новый виток его сотрудничества с BASF, куда ученого привлекает все тот же Карл Бош, ставший к тому времен главным человеком сначала в BASF, а потом и в концерне ИГ Фарбениндустри, крупнейшем химическом предприятии Европы. Нет, Бош, будучи химиком, никак не участвует в добыче золота из воды, но Габер становится незаменимым экспертом во всех научных экспериментах в промышленной химии.

Война, как мы уже и говорили, ничуть не умерила патриотизма Габера, он востребован германским генштабом, который ни на минуту не перестает мечтать о реванше. Вот только изготовление боевых отравляющих веществ на территории Германии запрещено и… производство химического вооружения переносится в СССР (Габер даже становится почетным советским академиком), таким образом положив начало созданию оружия массового поражения в Советском Союзе. Попутно он продолжает «колдовать» над новыми отравляющими веществами. Среди его разработок тот самый печально известный «Циклон Б», который унесет неисчислимое количество жизней в нацистских концлагерях, в том числе жизней евреев, среди которых будут и родственники Габера.

Возможно, Габеру повезло, что он не дожил до полного торжества нацизма. Ученый умер в эмиграции в Швейцарии в 1934 году. Перед этим, в 1932 году, Габера, директора института, принуждали уволить сотрудников из-за их «расовой неполноценности». И он предпринял демарш: отказался выгонять с работы своих коллег и подал в отставку. Наивно полагая, что такой шаг великого Габера, мировой знаменитости и истинного патриота, члена совета директоров крупнейшей химической компании мира и разработчика смертоносного оружия, убедит власти пересмотреть несправедливое решение в отношении его сотрудников.
Увы, Габер просчитался, для новой власти он был просто евреем. Научная квалификация ученого и его патриотический пафос оказались ничтожными перед фактом происхождения.
А дальше события и вовсе складывались так, что он счел благоразумным покинуть свою страну.

Возможно, пафосный патриотизм Габера дал в конце его жизни серьезную трещину: он умер от инфаркта по дороге в Палестину, где, как предполагалось, должен был стать профессором еврейского университета. Его коллега и партнер Карл Бош, вместе с которым Габер увековечен в химической реакции, названной «процессом Габера – Боша», осторожно продолжил сотрудничать с нацизмом, объясняя всем (и самому себе в первую очередь), что его вынужденные патриотические речи – всего лишь способ уберечь возглавляемый им концерн и рабочие места своих сотрудников (заметим, не уберег: после войны концерн, производивший 85% всей военной продукции для нацистов, включая отравляющие вещества, разделили на 12 компаний, среди которых BASF, Bayer и Agfa). Бош тоже не дожил до Нюрнберга: он умер в 1940 году. Его старший сын, как и жена Габера, покончил с собой в 1946-ом, когда были опубликованы данные о страшном «Циклоне Б» и его изобретателе.

Но добрый гений Габера продолжает служить человечеству и сегодня: в мире вполне хватает пищи для прокорма все увеличивающегося человечества, и призрак войны за обладание едой над нами больше не довлеет. Злой же гений Габера и сейчас продолжает убивать, отравлять и бесконечно пополнять смертоносный арсенал для убийств.