Еще в 1999 году социолог Зигмунт Бауман рассказал о том, что мы живем в «текучей современности», когда уходят на второй план или вообще отмирают определенные институции, формы, границы, общественные рамки… И наступает пора перетекания, постоянной неустойчивости сначала нашей индивидуальности, а вслед за этим и всей жизни. Известный британский театральный и оперный режиссер Кэти Митчелл, которая уже давно поставила своей задачей исследовать жизнь женщины в современном обществе, фокусируется на одной ключевой черте этой «текучести» – гендерной неопределенности. И для раскрытия темы она выбрала самый подходящий, с ее точки зрения, материал – роман «Орландо» Вирджинии Вулф.
Британский режиссер Кэти Митчелл и ее «Орландо»: игра в гендер?
Театр «Шаубюне» является репертуарным театром, и постановка Митчелл «Орландо» идет там с периодической регулярностью, чаще всего блоками, так как режиссер часто сама приезжает на его повторные репетиции. Спектакль также игрался в Великобритании на немецком с английскими субтитрами. Кстати, в отдельные дни точно так же, с субтитрами, его можно посмотреть и в «Шаубюне», текст сложный, поэтому такую опцию рекомендуем.
«Орландо» был опубликован в 1928 году и является псевдобиографическим модернистским романом с элементами социальной сатиры, в котором повествуется о жизни лорда Орландо, путешествующего как во времени (в промежутке 350 лет), так и между… полами. В первой части он мужчина, во второй – женщина. Митчелл уже обращалась к прозе Вулф, причем к самому сложному для постановки на сцене произведению. Еще в 2008 году в Национальном театре (Лондон) она выпустила спектакль по роману «Волны», состоящий из монологов, чередующихся точек зрения и внутренних потоков сознания нескольких людей. Тогда Митчелл отмечала в интервью, что ей интересно заниматься в театре невозможным: передавать мысли человека так, чтобы зрителю был, наконец, ясен сам процесс их появления.
В этот раз известный британский режиссер также берется за невозможное: Кэти Митчелл хочет не только проанализировать, но даже изменить ход наших размышлений. Главная задача режиссера «Орландо» – показать, как конструируются под воздействием социальных норм представления о гендере, и насколько легко их нарушить или поставить под сомнение, обнажив неустойчивость и условность устоявшихся рамок. Наверное, именно поэтому после спектакля «Орландо», садясь в автобус на Курфюрстендамм, вдруг подумалось: «А правда ли водитель – мужчина, или только так кажется?» Причем дело здесь не в одежде и внешности, спектакль доказывает, что любые гендерные атрибуты, включая физические, по сути, являются проекциями нашего мозга под давлением социума. И могут быть сдвинуты с мест, если мы попробуем совершить такой мысленный социальный эксперимент. Этим и занимается Митчелл. Она умело, играючи, создавая сложнейший, почти балетный рисунок кинокамерами разных условных «мест действия» и позиций актеров, ставит эксперимент над зрителем. И он оказывается действенным!
Интересно, что литературная основа спектакля – не просто роман «Орландо» в инсценировке, а отдельный сценарий английского драматурга Элис Бёрч «Орландо», написанный на основе романа (перевод на немецкий Бригитт Валицек). С этим автором Митчелл сотрудничает уже давно, плодотворно, и часто экспериментальность будущей формы уже заложена в произведении драматурга. Как, например, было со спектаклем «Анатомия суицида» (2017) в театре Роял Корт, где страницу текста разделили на три столбца, и три актрисы говорили на сцене одновременно. На этот раз текст Бёрч – именно сценарий со всеми необходимыми атрибутами: планом интерьера и экстерьера для сцен внутри помещений, на природе, с вариантами монтажа, с включением видеопроекций и экранов. Автор писала переработку «Орландо», ориентируясь именно на постановку и, судя по всему, учитывая все особенности работы Митчелл.
В сценарии и в спектакле Митчелл, кроме главного героя, есть еще одна ключевая фигура – рассказчица (Кэтлин Голич). Для нее на сцене в правом верхнем углу выстроена отдельная кабинка. На этом же уровне мы видим и кинопроекции. Они отсняты только частично (видео Инги Бекк и Элли Томпсон), в основном это сцены, где Орландо (или его вторая сущность) находится на природе. Все остальные видео снимаются прямо во время спектакля тремя актерами (Надя Крюгер, Себастьян Пирчер и Штефан Кессиссоглу), которые выступают в качестве операторов.
В постановке Митчелл мы видим условность любых конструируемых процессов, включая сам сюжет. Похожий прием был первоосновой спектакля Арианны Мнушкиной «Кораблекрушение «Безумной надежды» 2011 года, где актеры играли людей, плывущих на корабле и снимающих немой черно-белый фильм, который тут же проецировался. Это, по сути, не театральная игра, как таковая, а конструирование представлений, в частности, о гендере в определенной ситуации, условно взятой из романа Вулф. Актеры быстро переодеваются справа за перегородкой, которая отделяет пространство театра от конкретного фрейма, места действия. Каждый из них исполняет в спектакле пять-восемь ролей. При этом часто мужчин (поэта Ника Грина, например) играют женщины (Каролин Хаупт), и, наоборот, женщин – мужчины. Если честно, часто их с трудом можно узнать, так как режиссер заставляет слишком пристально следить за гендерными перевоплощениями главного героя/героини – Орландо. Эту роль исполняет невероятная, бесстрашная в умении быть страшненькой, глупой, наивной, смешной, сначала сердцеедом, а позже объектом сексуальных желаний (в разные периоды сюжетной жизни) – актриса Йенни Кёниг.
У Вулф роман сатирический, игровой, постмодернистский, к которому тоже подошел бы термин «текучесть». Но Митчелл удается развить эту игру, сделать стремительной и при этом выверенной до миллисекунд, довести до фантасмагории перевоплощений. И что бы ни происходило на сцене, формировать финальную картинку из всего показанного приходится самому зрителю. Даже создание письма монтируется у нас на глазах: отдельно снимается Орландо, склонившийся над бумагой, другая картинка – рука актера, пишущего вирши, и третья проекция – уже написанный текст. В сюжет Вулф вводится актуальный современный контент. Например, самолет (на нем Орландо возвращается из Стамбула в Англию) тоже условный: просто стулья с иллюминаторами; разнообразный секс главного героя (с мужчинами и с женщинами), снимаемый изящно, смешно; сегодняшняя еда на вечеринках (вставки прописаны Бёрч в тексте); словечки, разрывающие шаблон стилизации под Англию елизаветинских времен или эпохи Просвещения. Все здесь условно, игрово! Даже лежащая где-то на лугу Йенни Кёниг – уже просто современная девушка, читающая книгу (как Алиса Льюиса Кэрролла, которой все это про себя приснилось?). И не очень понятно, есть ли в спектакле хоть один базовый ориентир, который через секунду не станет текучим, не изменится, не исчезнет.
О чем этот сложный спектакль, который каждый увидит по-разному? Что хочет сказать зрителю Орландо/Кёниг, накладывающий на себя рыжие усы, парик, панталоны, а потом, во второй части, их снимающий, смешно пуча глаза на пристающих к «ней» мужчин? О чем эти мужчины-женщины и женщины-мужчины? Эти многочисленные образы, социальные маски, умные разговоры на французском (Саша в исполнении Алессы Ллинарес), секс, в котором на камеру видны только части человеческих тел… О сексуальном неравенстве? Или что мужчины завоевывают, а женщины становятся сексуализированными объектами? Но это было бы слишком просто! А может быть, о том, что любое желание, вожделенный образ и представление о нем, по сути, есть конструкт? Но в таком случаем – кем созданный, нами ли, автором, рассказчиком?
Кстати, сказительница (скорее комментатор) иногда выходит на первый план и говорит, как сложно описать те или иные эмоции Орландо, его любовь к природе, стихи, его привлекательность и даже возраст. Все обозначения развенчиваются! И каждый свободен воспринимать действо по-разному. Мы просто делаем попытку уловить текучую современность и человека в ней. Очередную попытку! А Митчелл следит за нашими усилиями.