Да, для музыковедов Равель – это и его концерт для левой руки, написанный для Пауля Витгенштейна, потерявшего руку на войне, и сюита “Гробница Куперена”, и великолепная одноактная опера-балет “Дитя и волшебство”. Но все же, когда мы говорим “Равель”, то думаем “Болеро”. Как сообщается в финальном титре картины, каждые пятнадцать минут где-то в мире исполняется это произведение, кроме того, в массовой культуре есть много обработок и интерпретаций произведения в любых музыкальных жанрах.
Анн Фонтен, запомнившаяся своим биографическим фильмом о становлении Коко Шанель с Одри Тоту в главной роли, теперь рассказала о Равеле, опираясь на его жизнеописание музыковеда Марселя Марна (1986 год). К появлению “Болеро”, как считает режиссёр, привели характер композитора, его профессиональные качества, а также владевшие им чувства, жизненные обстоятельства и даже случайности. Фонтен показывает это вполне убедительно, в целом не выходя за рамки зрительских ожиданий о байопике и позволяя узнать много новых деталей о Равеле как художнике и человеке.
Сюжетообразующей для фильма является история заказа танцовщицей русского происхождения Иды Рубинштейн (Жанна Балибар) балета Равелю. В фильме даже есть ощущение, что сам композитор, желая выделиться, предлагает балерине создать для нее что-то особенное. Заказ есть, сроки исполнения балета назначены, но… ни ноты не написано. А когда работа все же началась, права на “Иберию” Альбениса, оркестровку которого планировал создать Равель для нового творения, вдруг оказались уже выкупленными. И тогда чуть ли не в отчаянии композитор сначала выстукивает ритм, а потом пробует на клавиатуре мелодию. Она становится слишком навязчивой, не отпускает своего творца. А потом Мися Серт (Дория Тилье), пианистка, ставшая, если верить фильму, единственной романтической привязанностью Равеля, начинает насвистывать эту мелодию. И тогда, как признается сам композитор своей подруге и соратнице пианистке Маргарите Лонг (Эммануэль Дево), он решает просто исполнить эту мелодию, длящуюся минуту, семнадцать раз подряд. Чтобы прийти к нужной длительности балета и выполнить задание Иды Рубинштейн. При этом ритм “Болеро” слышится в фильме и в звуке будильника, и в нетерпеливом постукивании пальцев композитора, и в ритмичном гудении заводских турбин – именно на завод приводит композитор Иду Рубинштейн, чтобы представить ей свое творение, дать услышать его в контексте гудящей фабрики.
Равель в интерпретации Рафаэля Персонаса – мечущийся, мучающий себя и других музыкант, погруженный в себя, ищущий нужные звуки месяцами, даже годами, рвущий и сжигающий рукописи, над которыми кропотливо работал. При этом он не отшельник, а часть парижского высшего света (Мися Серт и ее брат, меценат Ципа Годебский – его друзья и покровители). Равель увлеченно дирижирует своей музыкой, страстно реагирует на не нравящиеся ему репетиции балета “Болеро”, иронично спорит с известным музыкальным критиком.
Насыщена и линия отношений Равеля с матерью, показанная через флэшбеки писем с фронта, куда музыкант отправился добровольцем. Эти воспоминания вплетаются в созданный Фонтен и Персонасом типаж эмоционального аскета, бережно хранящего в душе образы самых дорогих ему женщин, потому что они были похожи на его мать. Убедительно показана эмоциональная закрытость композитора, рождающая у критиков упреки в механистичности его творческой манеры. Именно в этом сокрыта его тайна, особенный и уникальный эмоциональный мир.
Так, среди самых запоминающихся сцен – флешбек со странным прыжком из окна молодого Равеля после того, как он выбыл из конкурса на престижную Римскую премию, или странное объяснение в любви Мисе, где отказ поцеловать объясняется стремлением стать особенным мужчиной в ее жизни. При этом удивительно, что в фильме не нашлось места упоминанию работы с “Русскими балетами” Дягилева и созданию “Дафниса и Хлои”, ведь тогда стало бы понятно, почему именно Равелю Ида Рубинштейн заказала свой новый балет.
Фильм оставляет неоднозначное ощущение: как будто летящую стрелу, постепенно накапливающую энергию, вдруг поглотило море. Кадры первого исполнения в 1928 году “Болеро” Равеля в Парижской опере становятся звуковой и визуальной (на сцене эротически заряженная труппа Иды Рубинштейн) кульминацией фильма. Тем не менее, у зрителя остается послевкусие так и неразгаданной тайны: возможно, Равель так и не написал самого главного произведения, отразившего суть его пронзительного взгляда? Сам композитор вовсе не считал “Болеро” вершиной своего творчества, и картина Фонтен смогла пройти по очень тонкой грани: рассказать о том, как создавался один шедевр, но при этом убедительно намекнуть, что многие произведения – лишь результат случайностей и совпадений, и, возможно, на их месте могло бы появиться нечто иное.
