В концертном зале Барбикана прозвучал Шостакович (Второй концерт для виолончели с оркестром) и Рахманинов (Первая симфония), а также состоялась премьера произведения современного британского композитора Кеннета Хаскела, в основу которого легли отрывки оперы по повести «Шинель» Гоголя. Кроме того, в пространстве The Drumsheds на севере Лондона прошел концерт оркестра «Aurora Orchestra», уже давно известного своими новаторскими шоу. Это был один из самых труднодосягаемых географически и необычных концертов классической музыки, хотя его программу можно назвать культовой: исполнялись сюита Игоря Стравинского к балету «Жар-птица» и «Болеро» Мориса Равеля.

Надо сказать, если в первом случае в обычном концертном зале исполнялась достаточно редкая для Лондона музыка, то второй концерт представил привычные меломанам произведения в очень особенной форме, в изначально не предназначенном для музыки пространстве. Но давайте разберемся по порядку.

У зрителей, пришедших в концертный зал Барбикана, была возможность увидеть замечательный оркестр «Sinfonia of London» под руководством Джона Уилсона, который сейчас находится в туре вместе с известнейшим молодым британским виолончелистом Шеку Канне-Мейсоном. Программа открылась произведением «PatterSongs» (2008) Кеннета Хескета (родился в 1968 году), при этом сам композитор тоже присутствовал в зале. Интересно, что по жанру «PatterSongs» близко к комическим вставкам в мюзиклы и оперетты. Использовав материал из своей оперы «Шинель», Хескет выделил линию убегающего от преследователей Акакия Акакиевича и создал стремительную оркестровую композицию со рваными джазовыми ритмами и искрометными пассажами для перкуссий оркестра, в которой присутствие ударов деревянных блоков – как бьющееся сердце испуганного маленького человека.

Продолжился концерт великолепным Вторым концертом Шостаковича для виолончели с оркестром, написанном в 1966 году к 60-летаю композитора Мстислава Ростроповича. В концерте есть и мягкий юмор (во второй части обыгрывается одесская песня «Бублики, купите бублики»), и тончайшая лиричность, которую подчеркнул в умном исполнении солист Шеку Канне-Мейсон, под его смычком звучала виолончель Маттео Гофриллера (1700). Канне-Мейсон, победитель конкурса «Лучший музыкант года BBC», любимец британской публики, за эти годы, кажется, приобрел еще большую глубину серьезного музыканта.

Но каким же контрастом к концерту стала не очень часто исполняемая Первая симфония Рахманинова! Джон Уилсон, иногда даже приседая и взмывая вверх, как всадник на коне, позволил оркестру взорваться вслед за дирижерской палочкой, чтобы передать взлеты и падения юношеской композиторской мысли Рахманинова. Этот вечер вызвал восторг у знатоков и музыкальных критиков, явился важным событием осеннего сезона.

Не менее великолепным стал концерт «Aurora Orchestra». Но позиционировался он иначе: по задумке, это шоу могло быть первым для тех, кто никогда раньше не приходил слушать классику. Для ценителей же оказалось интересным побывать на иммерсивном концерте вовсе не в привычном зале, а… в бывшем магазине «Икея».

И вот как это было… В пространстве «The Drumsheds», до которого из центрального Лондона добираться не менее часа, в огромном полуосвещенном зале – бывшей торговой площадке – начали потихоньку скапливаться люди: попивая пиво, сидр и вино, разглядывая размещенных в разных местах условного круга музыкантов. В назначенное время на узком, как небольшая клетка, маленьком помосте появился дирижер Николас Коллон, в свое время долго возглавлявший этот оркестр. Он рассказал о создании сюиты к балету «Жар-птица» Игоря Стравинского, а позже прямо на огромную стену бывшей «Икеи» были спроектированы эскизы Александра Головина и Леона Бакста к костюмам балета. Также была поведана и сказочная история о Царевне в плену Кощея, о спасших ее Иване-Царевиче и Жар-птице. А вот позже началось основное – музыка сюиты, во время которой каждый инструмент, секция оркестра прозвучали так четко, как никогда раньше.

Коллон специально выбрал для концерта произведение с разнообразной оркестровкой, дав возможность флейтам, фаготам, скрипкам, виолончелям и в первую очередь часто солирующему гобою раскрыться перед зрителями. Для находившихся прямо перед музыкантами людей создавался эффект присутствия в оркестре, слушатели могли наблюдать за дирижером, который постоянно кружился, чтобы видеть те или иные инструменты. Музыканты исполняли «Жар-птицу» по памяти. Надо сказать, может быть из-за трудностей координации в узком пространстве, или от особенностей движения звука по огромному залу музыка казалась замедленной, несколько грузноватой по сравнению с обычным темпом. То же самое произошло и с последовавшим «Болеро» Равеля, известным многим как учебник звучания каждого отдельного инструмента оркестра, включая присоединившийся саксофон. Теперь вместо дирижера связующим центром произведения стал отбивавший ритмические узоры барабанщик, но и это не ускорило, а как будто растянуло обычный темп.

Оба произведения представали в сонной, сказочной дымке, звуки лились отовсюду: спереди, сзади, замедляя время, покоряя собою пространство. Казалось, музыка и световое шоу, в финале объединили всех: музыкантов и зрителей. И если на первом концерте можно было насладиться музыкой интеллектуально, то здесь включились инстинктивные рецепторы: музыка впитывалась всеми частями тела и органами восприятиями.