Ноябрь — самое время для чтения вместе: длинные вечера, дождь за окном, тёплый плед и чашка какао создают идеальные условия, чтобы замедлиться и провести время с детьми. И в этом месяце мы решили поговорить об очень осенней книге: «В конце ноября» — девятая и последняя в серии о муми-троллях Туве Янссон. Она была опубликована в Швеции в 1971 году.
«В конце ноября»: осенняя книга о философском времени
В книге практически отсутствует сюжет, но есть история о медленном умирании природы — нет в природе более философского времени, чем ноябрь:
«Медленный переход осени к зиме вовсе не плохая пора. Это пора, когда нужно собрать, привести в порядок и сложить все свои запасы, которые ты накопил за лето. А как прекрасно собирать все, что есть у тебя, и складывать поближе к себе, собрать свое тепло и свои мысли, зарыться в глубокую норку — уверенное и надежное укрытие; защищать его как нечто важное, дорогое, твое собственное. А после пусть мороз, бури и мрак приходят, когда им вздумается. Они будут обшаривать стены, искать лазейку, но ничего у них не получится, все кругом заперто, а внутри, в тепле и одиночестве, сидит себе и смеется тот, кто загодя обо всем позаботился. Есть на свете те, кто остается, и те, кто собирается в путь. И так было всегда. Каждый волен выбирать, покуда есть время, но после, сделав выбор, нельзя от него отступаться».
В этой книге нет муми-троллей, никого из семейства, есть только их пустой дом, в который съезжаются самые неловкие, неудобные и кажущиеся неинтересными существа на свете:
- Филифьонка с обсессивно-компульсивным расстройством и тревожностью:
«Филифьонка с первого взгляда заметила, что здесь давно никто не убирал. Она сняла с лапы хлопчатобумажную перчатку и провела лапкой по выступу на кафельной печи, оставив белую полоску на сером. «Неужели такое возможно? — прошептала взволнованная Филифьонка, и по спине у нее поползли мурашки. Добровольно перестать наводить порядок в доме…»
- Неприкаянный Хомса, мечтающий о возвращении муми-мамы как символа тепла и заботы:
«Вечерами, когда все расходились по домам и залив затихал, Хомса рассказывал себе историю собственной жизни. Это был рассказ о счастливой семье. Он рассказывал, пока не засыпал, а на другой вечер продолжал рассказ или начинал его сначала… Хомса Тофт никогда не входил в дом, он ждал, когда мама выйдет на крыльцо. К сожалению, он всегда засыпал именно на этом месте. Лишь один-единственный раз он увидел, как за приоткрытыми дверями мелькнула ее добродушная физиономия, — мама была кругленькая, полная, какой и должна быть мама».
- Невообразимо старый, вечно ворчащий, почти потерявший память Онкельскрут, вдруг решивший бросить родственников и отправиться в путешествие:
«Он был ужасно старый и совсем потерял память. Однажды темным осенним утром он проснулся и забыл, как его зовут. Печально не помнить, как зовут других, но забыть свое собственное имя прекрасно. Они приходят по воскресеньям, выкрикивают вежливые вопросы, потому что никак не могут усвоить, что я вовсе не глухой. Они стараются излагать мысли как можно проще, чтобы я понял, о чем идет речь. Они говорят: «Доброй ночи!» — и уходят к себе домой и там танцуют, поют и веселятся до самого утра. Имя им — родственники. «Я — Онкельскрут, — торжественно прошептал он. — Сейчас поднимусь с постели и забуду всех родственников на свете».
- Мюмла, единственный эгоистичный проблеск в компании нытиков, боящихся собственных желаний больше, чем собственной тени:
«Одеяло из гагачьего пуха было голубое. Шесть лет собирала Муми-мама гагачий пух, и теперь одеяло лежало в южной гостиной под вязаным кружевным покрывалом и ждало того, кто любит жить в свое удовольствие. Мюмла решила положить к лапам грелку, она знала, где в этом доме лежит грелка. Как станет смеркаться, она разложит постель и недолго поспит. А вечером, когда поспеет ужин, в кухне будет тепло. Можно лежать на мосту и смотреть, как течет вода. Или бегать, или бродить по болоту в красных сапожках, или же свернуться клубочком и слушать, как дождь стучит по крыше. Быть счастливой очень легко».
- Надоедливый и шумный Хемуль:
«Хемуль не любил раздеваться и одеваться, это наводило его на мысль, что дни проходят, а ничего значительного не происходит. А ведь он с утра до вечера только и делает, что руководит и дает указания. Все вокруг него ведут жизнь бестолковую и беспорядочную; куда ни глянь, все надо исправлять, он просто надорвался, указывая каждому, как надо вести себя и что делать».
- Неведомо как забредший туда из других томов и единственный хорошо известный нам Снусмумрик, которого вся эта компания достанет хуже горькой редьки:
«Снусмумрик знал миллионы других мотивов, но это были летние песенки про все на свете, и Снусмумрик отогнал их от себя. Конечно, легкий шорох дождя и журчанье воды в ручейках — все те же самые звуки одиночества и красоты, но какое ему дело до дождя, раз он не может сочинить о нем песню».
- И пустой дом муми-троллей, ждущий хозяев, как отдельный герой книги:
«Он отчаянно пытался придумать что-нибудь такое, что разогнало бы утреннюю меланхолию. Он думал, думал, и постепенно в голове его всплыло приятное и неясное воспоминание одного лета. Хемуль вспомнил Муми-дален. Он был там ужасно давно, но одну вещь он отчетливо запомнил. Он запомнил южную гостиную, в которой было так приятно просыпаться по утрам. Окно было открыто, и легкий летний ветерок играл белой занавеской, оконный крючок медленно стучал по подоконнику… На потолке плясала муха. Не надо было никуда спешить. На веранде его ждал кофе. Все было ясно и просто, все шло само собой.
В этом доме жила одна семья. Всех их он не помнил. Помнил только, как они неслышно сновали туда-сюда, и каждый был занят своим делом. Все были славные и добрые — одним словом, семья. Отчетливей всего он помнил папу, папину лодку и лодочную пристань. И еще — как просыпался по утрам в хорошем настроении».


И всем этим хором дирижирует одно объединяющее всех наших героев свойство — одиночество:
«И тут Филифьонка испугалась. Страх, противный, словно привкус чернил во рту, заполз в нее. Она опустила глаза и увидела землю далеко внизу, от ужаса и удивления у нее свело челюсти, и она не могла кричать. Да и звать было некого. Филифьонка наконец отделалась от всех своих родственников и от всех назойливых знакомых. Теперь у нее было сколько угодно времени, чтобы ухаживать за домом, лелеять свое одиночество, падать с крыши в сад, где не было никого, кроме жуков да немыслимых гусениц».
Когда мы читаем это не самое веселое произведение, то каким-то образом вдруг перестаем злиться не только на этих непонятных маленьких нудных героев, которые очень неэффективно, но все-таки пытаются справиться со своей тревогой, страхами, неверием в себя… Мы вдруг перестаем злиться и на себя тоже — такой вот терапевтический эффект.
«Филифьонка распахнула дверцы платяного шкафа и, увидев лежащий в шкафу чемодан, поняла, наконец, что ей надо делать. Она поедет в гости. Ей надо отвлечься, побыть в обществе. В компании с теми, с кем можно приятно поболтать, с теми, которые снуют взад и вперед и заполняют собой весь день, так что у них не остается времени для страшных мыслей. Не к Хемулю, не к Мюмле, только не к Мюмле! Только к семье муми-троллей. Самое время навестить Муми-маму.
Когда у тебя возникает желание что-то сделать, нужно немедленно принимать решение и не ждать, пока это настроение пройдет. Филифьонка вынула чемодан, положила в него серебряную вазу — ее она подарит Муми-маме. Потом вылила мыльную воду на крышу и закрыла окно, вытерла голову полотенцем, закрутила волосы на бигуди и выпила чашку чая. Дом обретал покой и становился прежним. Филифьонка вымыла чашку, вынула серебряную вазу из чемодана и заменила ее фарфоровой. Из-за дождя сумерки наступили рано, и она зажгла свет».
Как и в книге «Волшебная зима», герои проходят через своего рода взросление или изменение себя. Может быть, «В конце ноября» можно даже рассмотреть, как историю сепарации — не столько от родителей и родительского дома (это чужой дом), сколько избавления от иллюзий о самих себе и о том, что есть идеальное место, где тебя примут любым. Не поэтому ли мы маниакально, даже будучи взрослыми продолжаем читать серию о муми-троллях? Ведь в муми-долине тебя всегда примут и примут любым — не героем, а маленьким существом, обладающим самыми разными неприятными свойствами: жадным, стеснительным, шумным, не очень сообразительным, беспокойным, завистливым — любым!
И не будем забывать, что книгу написал скандинавский автор, а значит, несмотря на мрак, дождь, холод и хтонический конец ноября, мир будет полон уютнейшего хюгге:
«Ноябрьский день медленно угасал. Мюмла залезла под одеяло, вытянулась так сильно, что косточки захрустели, и обхватила грелку лапками. За окном шел дождь. Через час-другой она в меру проголодается и отведает ужин Филифьонки, и может быть, ей захочется поболтать. А сейчас ей хочется лишь окунуться в тепло. Весь мир превратился в большое теплое одеяло, плотно укутавшее одну маленькую мюмлу, а все прочее осталось снаружи».
Хорошего вам ноября и уютного чтения с детьми!



