Сначала задам вопрос голосом вредного критика… Не согласна совершенно с тем, что спрошу, потому что к вещам отношусь очень трепетно и сама идея близка, но…  Ваш спектакль называется «Вещи». Послушайте, ну какие вещи? О душе надо думать! О душе! Парируйте.

Сергей: Парируем. За каждой вещью стоит что-то важное. Я вас сейчас попрошу вспомнить вещь, которая важна. Получится?

Конечно.

Сергей: Вот, представляете? И если мы размотаем клубок ее истории, наверняка эта вещь куда-то приведёт. Как ни странно. А значит, здесь есть и большая часть вас. Вещь в спектакле — важный триггер для того, чтобы одному человеку добраться до другого, до воспоминаний. Она становится менее бытовым объектом, превращается в проводника.

Прямо магия.

Сергей: Практически. Туда и стремимся. Хотелось бы на самом деле просочиться в магический мир, но прежде всего мы говорим про людей. Наверное, сейчас нет темы важнее, чем человек. А направления для разговора бывают разные. Например, через вещи.

Вещь разблокирует воспоминания, человек встречается с самим собой. Но это может быть болезненная встреча?

 Сергей: Зачастую. Я думаю, пьеса как художественное произведение, которое имеет конец, начало и в ограниченном времени опирается на эпизоды, абсолютно точно обязана быть болезненной. Именно для того, чтобы с человеком что-то произошло. Я часто вспоминаю, как один из моих преподавателей в Школе-студии, говорил: всё самое интересное происходит в зоне некомфорта. Какой чай вы любите, какие котлеты сегодня на ужин пожарите – об этом точно стоит думать, потому что это большая и важная часть жизни. Но часто для того, чтобы откопать то, что я про себя не знаю, нужно попасть в некомфортную зону. Поэтому придётся главную героиню пьесы и Дину, которая будет ее играть, отправить именно в такую зону. Мы очень стараемся, поверьте, очень сильно её мучаем, и все трудности только впереди. Не знаю, будет ли она рада, что вообще решилась на это.

Дина, скажите, у Вас есть такая вещь, которая Вам важна?

Дина: Конечно.

А Вы вынесете её в пространство спектакля? Или на сцене будет только реквизит?

Дина: Даже если я не вынесу физически, то, безусловно, буду говорить о своих вещах.

То есть пьеса это позволяет!

Дина: Абсолютно. Мне очень близка героиня, история, мысль о том, что через вещи можно поговорить с людьми, связь с которыми утеряна: кто-то есть, кого-то уже нет, с кем-то не общаешься. И часто бывает, уже ничего между вами не осталось, но всё равно не выкинешь подарок. Так что я точно буду говорить про свои вещи, в том числе.

У меня есть ещё один вопрос, связанный с вещами. В Великобритании существует давняя традиция антикварных, чарити-магазинов, секонд-хендов: вещи находят новых хозяев. О чем это, если смотреть через призму спектакля?

Сергей: В вещах, которые отдаются в чарити, часто ещё есть жизнь, и очень хочется, чтобы эту жизнь кто-то перехватил, вложил в нее новый смысл. А в спектакле важны «застывшие» предметы, ровно такие, какими их можно увидеть. Анализируя пьесу Людмилы Ковалевой, мы обратили внимание вот на что. Есть интересное подразделение вещей. Вот, допустим, вы переезжаете куда-то далеко. Понятно, должны разобрать всё накопившееся. Что-то захотите отдать, подарите друзьям или родственникам, пожертвуете. Но найдётся небольшое количество предметов, с которыми не очень понятно, что делать? Вроде их не продашь и с собой тоже не заберёшь. И вообще это было давно — такое на первом срезе приятное воспоминание. Но на самом деле все воспоминания сложны, мы их в каком-то смысле блокируем. Можно попрощаться с человеком, с которым так и не смогли расстаться, через вещь. Конечно, выкинуть такое рука не подымется. И драматург придумывает музей, куда ты сдаешь предметы на вечное хранение.

Дина: Музей — это ощущение, что ты передаёшь артефакт в надёжные руки. Их там никто не обидит, не выкинет, не употребит неправильно. Отнесётся к ним с любовью и уважением.

А Вы пользуетесь чарити, заходите туда, можете купить в подобном магазине, не знаю, рубашку себе?

Сергей: Да, мы выпускали первую нашу работу с Диной, спектакль «Детская новогодняя история», где главным спонсором костюмов и реквизита были три чарити-магазина, где нашлись прекрасные рождественские свитеры, красные брюки и оранжевый костюм Дины.

Дина: Там спектакль мы с ног до головы одели. Ну и, конечно, я очень часто передаю вещи в чарити именно в надежде на то, что кто-то их наденет и подарит новую жизнь.

За последние несколько лет очень многие люди были вынуждены оставить дома, любимые вещи, уехать. Это воспоминания, с которыми очень трудно встретиться лицом к лицу. И Вы берете на себя ответственность столкнуть людей с болью, горем, с ужасом?

Дина: Думаю, мы говорим и про это тоже, и контекст важен! На мой взгляд, вообще, если ты не пытаешься анализировать сегодняшний день, ставишь спектакль просто «про что-то», это…

Сергей: …не живой театр. Даже если ты анализируешь Шекспира, все равно делаешь это сейчас. Хороший вопрос, имеем ли мы право говорить на такие темы. Мне кажется, да. Потому что я сам год назад уехал. И это про меня, про дорогих мне людей и про важные… вещи. Знаете, часто говорят: ах, столько вокруг сложного, не нужно говорить о трудном, может быть, что-то веселенькое? Думаю, мы и сами неплохо умеем выстраивать барьерчики с течением времени. Так устроен человек: хочет по касательной пройти к не очень приятному.

Может быть, это защитная реакция, чтобы выжить?

Сергей: Да, конечно. Думаю, так и должно происходить, иначе мы давно бы перегорели. Но все равно в области сложных чувств лежит тот самый самоанализ. И пусть лучше мы неприятные вопросы зададим, потому что во время спектакля на ответы можно посмотреть со стороны, а не просто задолбать себя размышлениями. Через персонаж, спектакль, через свидетельство человек чуть мягче с такими мыслями обойдется.

Дина: Ни в коем случае мы не предлагаем исцеления, не говорим, что надо. Просто знаем сами, как это болит. В общем-то даём возможность зрителям найти светлые тона.

Сергей: Никакого ответа точно нет. И вряд ли театр даёт на что-то ответ, но зато он задаёт вопрос. Для нас театр — это диалог: в зрительном зале ты находишься не один. Мне кажется, это неплохо, когда в компании можно задумываться о сложном.

Дина: Кроме того, тема не только остросоциальная, но и общечеловеческая. Если в зал придёт ребёнок (дети с 15 лет могут приходить на спектакль) и вспомнит мамины слова: «Слушай, тебе уже много лет, ты же можешь, наконец-то, попрощаться с этим мишкой», то ему спектакль тоже отзовётся. Точно так же, как человеку, который только что собрал чемодан и уехал. Они будут сидеть в одном зале и ощущать абсолютно разные, но в чём-то схожие эмоции.

Можно ли сказать, что Вы исследуете архетип потери?

Сергей: Думаю, да. Так как сейчас у нас большое количество вещей, то иногда важные предметы могут затеряться среди них. Непонятно, почему так сложно расставаться с горами хлама. Часто вещи — признак достатка, успешности. Но потом понимаешь: «Господи, да я же это вообще не носил, оно мне не нужно», и все равно мы постоянно копим…

Дина: Уезжаешь из одной точки в другую с чемоданом, а через месяц переезжаешь уже с двумя. Как так получилось? Непонятно. И это тоже, мне кажется, часть спектакля. Если не дай бог, человека больше нет, то все вещи, которые он так старательно копил… Что с ними происходит? Их надо «заламинировать», это часть его? Но мы не знаем, что для него каждая значила, и его уже не спросить. Тогда получается, все имущество людей обесценивается?

В таком случае Плюшкин, который копит, копит, копит, делает свой мир все теснее и теснее – хорошо или плохо, или это данность?

Сергей: Я помню, как бабушка моего друга исступленно копила вещи и говорила: «Это я не для себя, для вас. Сейчас не надо, а потом будет надо!» Или вот эпоха дефицита в Советском Союзе: ощущение, что сейчас все может закончиться, а вещи хорошие, и упускать нельзя. Невозможно было представить, что прекрасная чехословацкая стенка продолжит стоять в магазине, и ее будет столько, сколько нужно, и можно купить в любой момент.

Вы предлагаете зрителям принести на спектакль важные для них предметы, то есть он будет интерактивным?

Дина: Действительно, мы это предлагаем, если зритель захочет. Во-первых, наверное, присутствие предметов в зале уже запустит невербальный диалог, а у кого-то, возможно, мы возьмем вещь и поставим в свой музей на сцене. А после премьеры у зрителя будет возможность остаться, поучаствовать в обсуждении, поделиться своими вещами. Но, кроме того, это очень простая психофизическая штука — что-то взять, положить в сумку, весь день с этим предметом ходить, приехать в театр. Таким образом спектакль начнется раньше, чем на самом деле.

Сергей: А те люди, которые посчитают, что все это ерунда, и с собой ничего не принесут… Они же потом вернутся домой, к своим вещам…

Спектакль «Вещи» состоится 28 сентября в 7 вечера 

Билеты по ссылке.