К 1663 году в пределах Сити насчитывалось уже 82 кофейни. Восстав из пепла Великого пожара, они устояли и перед попыткой Карла II запретить их, как рассадники политического вольнодумства в 1675-м. А годом ранее на них ополчились женщины и подписали петицию против «новомодного, омерзительного, варварского напитка под названием кофе», который превратил их «работящих, зрелых мужчин в изнеженных болтливых бездельников, понапрасну растрачивающих время в кофейнях». И то правда: дошло до того, что некоторые там буквально дневали и ночевали. Разыскивая иного джентльмена, следовало интересоваться не его домашним адресом, а в какой кофейне он подвизается. Впрочем, «тунеядцы» вопли прекрасной половины Лондона проигнорировали и пуще прежнего отдались новой страсти: к концу XVIII века современники насчитывали в британской столице свыше 3000 кофехаусов (впрочем, сейчас историки говорят о примерно 550).

Своя кофейная штаб-квартира была у представителей буквально всех профессий, ремесел, сословий и партий. Так, адвокаты тусовались в «Нандо» и «Грешиан» неподалеку от Темпла. Кофейня Бэтсона в Корнхилле использовалась врачами не только по прямому назначению, но и в качестве кабинета для консультаций. «Сент-Джеймс» и «Смирна» были местом внепарламентских заседаний вигов, тогда как тори обосновались в «Дереве Какао» и «У Озинды». Ценители прекрасного украшали собой окрестности Грешам-колледж, игроки подвизались в кофейне Уайта или в кондитерских в районе Ковент Гардена, а распутники и повесы опохмелялись после ночных возлияний в «Молл Кинг».

Такая специализация привела, в итоге, к ряду весьма любопытных последствий. Например, кофейня Эдварда Ллойда на Тауэр-стрит со временем эволюционировала во всемирно известную страховую компанию. С чашки кофе началась когда-то и история знаменитых аукционов Sotheby’s и Christie’s.

Входная плата составляла один пенни, что дало кофейням прозвище «пенсовых университетов», а за два вы получали кофе без ограничений, газеты и свечи для чтения. Нередко кофейни выполняли также функции борделя, где сдавались комнаты для интимных встреч на ночь или на час. Узнать такую многофункциональную кофейню можно было по вывеске с изображенной на ней женской рукой, разливающей кофе.

Кстати, тогдашний кофе нам бы показался отвратительным. Да что там! Сами кофеманы XVIII века считали его таковым, сравнивая с чернилами, сажей, грязью, плесенью и, чаще всего, экскрементами. Но к нему быстро и неотвратимо привыкали, как и к той бодрости ума и тела, которую он давал.

Впрочем, не обжигающий кофе, а горячие дебаты были сутью кофеен той эпохи. В одной из них под названием «Бедфорд» в Ковент Гардене установили театральный термометр с отметками от «превосходно» до «отвратительно». Так вот, драматурги страшились заглядывать туда в ночь после премьеры, опасаясь разгромной критики. А «Хокстон-сквер» стала известна своими расследованиями безумств, когда подозреваемого в сумасшествии связывали и допрашивали, а затем путем голосования решали, отправить его в ближайшую психушку или нет.

Однако к середине XVIII века кофейни стали терять былую популярность: англичане дружно переключились на чай. Оставшиеся на плаву заведения, постепенно вводя членские взносы, отбраковывали всех случайных и недостаточно благородных клиентов и превращались в закрытые клубы. Но это уже совсем другая история.