Никита Сухих – дирижёр, композитор, скрипач. Британской публике он представлен как дирижёр в проекте балетных гастролей по многим городам страны со спектаклями «Щелкунчик» и «Лебединое озеро». Мы специально съездили в Гилфорд, чтобы побеседовать с Никитой перед представлением о туре, о музыке и маленьких городах Англии и Уэльса.
Никита Сухих: «Музыка – всегда обновление, стираешь часть памяти, чтобы заново её открыть»
Никита, расскажите, пожалуйста, о своей работе в Англии, о проекте. Что Вы ожидаете от своего участия в нем?
Проект называется «Международный императорский балет». Я попал в него год назад. Меня попросили заменить дирижера в экстренной ситуации. И буквально за один день, вернее, за один вечер, я подготовился и встал на его место. Понятно, что музыка Чайковского знакома всем. Особенно если ты сам ее играл как скрипач много раз. Но редакции настолько разные, у каждого балетного номера своя. По сути, приходится заново учить весь балет. Кстати, тот день, когда я заступил на место дирижера год назад, тоже был понедельник и тоже в Гилфорде! Здесь же, где мы сегодня встречаемся! У нас судьбоносная встреча?
Действительно символично!
Итак, в 12 часов дня была репетиция с оркестром и балетом. Первая репетиция, когда оркестр и балет встретились. А дирижер не смог приехать! Причем вечером уже спектакль. С моим участием представление прошло успешно, и через некоторое время организаторы связались со мной и предложили провести все спектакли следующего сезона.
Когда Вы говорите о редакциях… имеете в виду музыку или балет?
Редакции связаны с постановками. По замыслу хореографа на сцене происходят те или иные события. Причем версии сюжета различаются. В одной – «Лебединое озеро» заканчивается идеально (бывает и так, но редко). В другой – оба героя погибают. Кстати, в версии, которую мы играем в этом году, все завершается хорошо. И часто под конкретную постановку музыка сокращается. Например, наша версия идёт без нескольких номеров.
Я знаю Вас как скрипача, насколько сложен переход к дирижерской работе? Ведь игра на скрипке индивидуальный процесс. А дирижер – человек, который руководит не только 30-40 музыкантами, но и 30 танцовщиками.
Я дирижировал четыре года в училище и 5 лет в Академии Гнесиных – 9 лет! Хотел полностью посвятить себя этому делу. Но потом понял, что мне важно достичь совершенства в игре на инструменте: когда берёшь палочку, не должно быть пробелов в исполнительстве. Поэтому я начал усердно заниматься. А потом попал в Большой театр в Москве, задумался о композиции. Дирижирование отступало все дальше: повседневная жизнь, заботы о семье и так далее.
То есть этот дирижерский проект, в котором Вы участвуете, первый из подобных?
Да, и идет уже второй год.
Расскажите подробнее о концепции! Для кого готовятся спектакли? Какова в Британии балетная публика?
Думаю, эта музыка и истории трогают всех. Даже если ты не знаешь, с чего начать, и думаешь, какой балет выбрать – нужно идти на «Лебединое» и «Щелкунчика», не ошибешься. Потому что это действительно потрясающая музыка. Я сегодня посчитал: прошло более 50 балетов за последние 1,5 месяца. И мне мало, хочу еще! Люди, аудитория на спектаклях разная. Видел и детей, и пожилых людей.
Как Вы готовите музыку? Что выделяете в партитуре, читаете ли о Чайковском, о балете, смотрите ли видео других балетов?
Прежде всего читаю текст партитуры. Конечно, нужно очень хорошо его знать. Наизусть это сделать невозможно, лучше не рисковать и всегда балет дирижировать по нотам. Но уже сейчас, к тридцатому «Лебединому озеру», могу сказать, что практически дирижирую по памяти.
Как готовлюсь? Это всегда обновление, ты всегда стираешь часть своей памяти, чтобы заново открыть написанное. И часто обнаруживаются удивительные вещи, находки, приемы. Мы что-то меняем во время спектакля (сейчас у нас уже нет репетиций). Удивительно, мне очень повезло с оркестром, музыканты реагируют мгновенно.
Например, в одном эпизоде в «Щелкунчике» композитор пишет ремарку: один темп, потом ускорение и снова старый темп. Но указаний не всегда придерживаются в театрах, некоторые спектакли (и наш тоже) предполагают один темп. Но вчера я решил попробовать. И музыканты удивительно точно отреагировали, всё прозвучало так, как написано в партитуре у Чайковского. Правда, потом балетная солистка спросила, что случилось? Я сказал, что решил сделать, как у Чайковского. Конечно, обычно я следую за балетом, и сегодня будет более приглаженная версия без экспериментов.
У Вас в команде танцоры и музыканты из трех стран, верно?
Да, музыканты со всего мира. Мы не подбирали специально, но так получилось: все эти люди оказались здесь, в Англии. Компания привезла их на британские гастроли. Профессионалы, обучавшиеся в разных странах, потом вернутся домой. Они приезжают, играют месяц или два, а потом возвращаются.
Есть ли, по Вашему мнению, выгорание музыкантов и танцоров? Тур – дело сложное, выступлений много. Как с этим справляться?
Выгорания пока не наблюдаю ни у кого. Более того, один из музыкантов сказал: «Не ожидал, что после стольких выступлений и спектаклей это все еще не надоело». Думаю, выгорание – серьезный процесс. Конечно, есть усталость. У меня бывает усталость и у музыкантов. Но очень важно существовать в таком режиме. Да, сейчас ты валишься с ног, но отдыхаешь, восстанавливаешься и снова наполняешься энергией, чтобы выступать дальше.
Что для Вас источник наполнения энергией?
Я бы сказал, всё довольно тривиально – физический, биологический процесс обновления. Когда просыпаешься утром, ты будто заново родился. Думаю, просто правильное распределение времени, сил. И музыка… Она так вдохновляет меня, что каждый раз исполняю ее как заново. Но я слушаю и другую музыку, конечно. Недавно послушал Восьмую симфонию Брукнера, которую очень люблю.
По Вашим наблюдением, публика здесь другая?
Знаете, существует стереотип, что русская публика очень открытая и эмоциональная, а англичане сдержанны. Отчасти, безусловно, это так. Но могу сказать, было несколько раз, когда люди «на ура» нас принимали, не отпускали, аплодировали, звучали крики радости и восторга.
Как Вы думаете, почему люди ходят на балет в маленьких городах Англии?
Во-первых, человек в маленьком городе не воспринимает нас как балетную компанию, находящуюся на гастролях. Он видит название «Щелкунчик», «Лебединое озеро», балет с оркестром. Все остальное – это уже закулисная история, которая никому особо не интересна. И поэтому человек идет в первую очередь на музыку и на постановку. А сюжет ведь популярен! На мой взгляд, самый исполняемый балет в мире – «Щелкунчик».
Расскажите интересные истории о бэкстейдже тура, случались неожиданности?
Так, надо подумать… Есть история с отключением аппаратуры, когда мы «вживую» решали вопрос, как выходить из ситуации. Один раз техническая служба театра забыла отключить пожарную сигнализацию на время одной части спектакля (по сюжету в постановке есть дым). И сигнализация включилась, железный занавес закрыл сцену прямо во время действия. Спектакль остановился на двадцать минут. Предупредили: все в порядке, сработала пожарная сигнализация, оставайтесь на своих местах. Затем всё возобновили и продолжили.
Еще была история с отключением челеста, который у нас исполняется на клавишах: есть целый такой номер в «Щелкунчике». И в итоге всё сыграли скрипачи. Ребекка, наш исполнитель на челесте, поняла, что пока вопрос решается, спектакль-то идет. Она передала ноты на первый пульт скрипок, и музыканты читали с листа во время спектакля. Бывают разные ситуации, но мы с ними хорошо справляемся.
Как тренируются танцоры балета? Наверное, в отелях нет соответствующих площадок?
Специальных классов нет. Каждое утро они уезжают раньше оркестра на несколько часов и делают свои ежедневные упражнения. Отдельные сольные номера репетируют уже на площадке вечернего исполнения. В этом смысле, конечно, они настоящие спортсмены и спартанцы.
Вы уже побывали во многих залах Англии. Какие потрясли и поразили, где площадку можно считать самой красивой?
Честно говоря, нужно перебрать в памяти все залы. Один из лучших был в Суонси, это Уэльс. Прекрасный зал, хорошая оркестровая яма, где собирается в целое звук. Нет ощущения, что оркестр слишком мал или велик. Но были места, где ямы нет вообще, она на уровне партера, четыре метра в ширину и двадцать – в длину. И там мы просто сделали ограждение, чтобы отделить оркестр от зрительных рядов.
Если Вам предложат в следующем году участвовать в подобном туре, согласитесь? Что для Вас стало самым интересным в проекте?
Обязательно соглашусь! Самым интересным является решение нетривиальных задач. Когда понимаешь, что состав оркестра неполный, нет возможности разместить в яме 70 человек, которые нужны для партитуры. И ты как аранжировщик думаешь, где взять недостающие голоса, вписываешь кусочки, которые нужны, отдельным исполнителям, чтобы оркестр звучал полностью. В итоге получается, что тридцать человек звучат так, как будто их пятьдесят. Это здорово! В туре таких задач очень много, и они остаются. В Германии к нам присоединятся еще несколько исполнителей, и оркестр будет более полным. Но все равно нет, например, пяти ударников, которые нужны для исполнения «Лебединого озера», все эти партии распределяются.
Вторая задача – ответственность, которую берешь на себя не только во время выступления, но и до, и после него. Ты отвечаешь за людей не только как дирижер, но и как лидер группы.
Приезжают ли на балеты друзья и коллеги?
Было два хороших друга, специально приехали с восточного побережья Великобритании в центральную Англию. Было очень приятно их увидеть. Вчера я выступал в Сент-Олбансе, и мне позвонил хороший приятель и коллега Алекс Уокер, дирижер из Лондона. И сказал: «Я в Сент-Олбансе!». Через пять минут мы с ним встретились на улице. Удивительное совпадение!
Чем отличается тур от работы в Москве? Или Вы скажете, что работа музыканта везде одинакова?
Думаю, работа музыканта везде одинакова. Но здесь скорее стоит говорить о другом – о том, как работают местные оркестры в Англии. Есть огромная разница! Репетиционный процесс выстроен таким образом, что первая репетиция практически сразу играется как на запись.
Когда я впервые попал в Королевскую оперу в качестве скрипача, была репетиция оперы «Так поступают все». Это очень сложная опера Моцарта, где нужно идеальное совместное звучание. И штрих, уровень игры оказался такой, что можно было поставить микрофоны и издать диск. А ведь была всего лишь первая репетиция. Певцы прекрасно работают с оркестром, хотя, как и на любой оперной сцене мира, расстояние между ними и музыкантами довольно большое. То есть певцу нужно постоянно быть начеку, слушать оркестр, который, скорее всего, не очень хорошо слышно. И им это удавалось, было здорово!
Думаю, чем меньше времени тратится на базовые технические вещи, связанные с чтением музыкального материала, тем лучше. Вообще, мне кажется, в профессиональном коллективе этого быть не должно. В любительском, который занимается полгода, могут быть варианты. А здесь у вас есть ноты и все. Читаете их как слова, как актер свой текст, он ведь практически сразу декламирует с нужной интонацией.
Опишите классный, счастливый профессиональный момент, который запомнился во время тура.
Самые яркие моменты в поездке были во время спектаклей. Это такие сильные, кульминационные минуты, когда всё находится в гармонии, всё сходится. То, что происходит на сцене, звук в оркестре – и ты находишься в этом процессе, руководишь им, способствуешь ему.
Было несколько моментов, когда звучал наш первый гобой Азим – просто потрясен этим инструментом: звучит легендарная знаменитая тема из «Лебединого озера», и слезы на глазах прямо во время исполнения. Вот этот момент я запомнил. Музыкальные – мои самые яркие впечатления.
Несколько мест географических запомнилось. Тот же самый Суонси в Уэльсе. Фантастический город! Кстати, там была интересная история. В Суонси я зашел в кафе, переделанное из настоящей обсерватории NASA. Место было таким уютным, душевным, что я сидел и просто любовался интерьером. Среди прочего, на стойке висело металлическое блюдо, видно, что старинное. А в нашем составе нет там-тама, причем у Чайковского в «Щелкунчике» он прописан, но обычно исполняется на тарелке. И вот я стукнул по блюду – это же там-там, гудит, как там-там! Я попросил привести сотрудника и обсудить возможность занять блюдо нам на спектакль, а потом вернуть. Подходит менеджер, приводит владельца ресторана, мы знакомимся, он мне дает это блюдо и говорит: «Только поосторожнее, оно сделано в 1890-м году». В итоге я сделал несколько пригласительных, и ресторатор с друзьями пришли на спектакль. Я ему послал фотографию из оркестровой ямы, где висит «там-там», он был в восторге!
Кстати, по поводу изучения партитуры… Чайковский предписал в сцене битвы между мышами и солдатиками использовать исключительно детский барабан – не оркестровый и не военный. Это было сделано, чтобы показать сказочность происходящего. При том, что музыка абсолютно не сказочная. Звучание «Щелкунчика» простое, изящное, Чайковский умеет показывать мир глазами ребенка, как в «Детском альбоме». Но начиная с битвы между мышами и солдатиками, детская музыка перестает быть детской, звучит потрясающее адажио, и предстают глубины произведения, которые я до сих пор для себя открываю. Очень рад иметь такую возможность, работая с замечательными музыкантами и танцовщиками.