Публиковать романы на английском языке во Франции стало своего рода традицией. Мы говорили об «Улиссе», знаменитом романе Джемса Джойса, запрещенном цензурой в Великобритании, СШA и опубликованном Сильвией Бич в Париже в феврале 1922 года. «Лолита» Владимира Набокова была издана во Франции в 1955 году в серии «Спутник пассажира» в издательстве «Олимпия-пресс». И если «Улисса» критики назвали «кучей навоза, в которой копошатся черви, заснятой кинематографическим аппаратом через микроскоп», то и «Лолите» досталось не меньше. «Без сомнения, это самая грязная книга, какую я когда-либо читал», – писала Sunday Express.
Обложка первого издания книги / Wikipedia
Что думали о «Лолите» читатели «Олимпии-пресс», издательства, публикующего полупорнографическую литературу, и дочитал ли кто-нибудь из них роман до конца, мы вряд ли узнаем.
Набоков жаловался в письме Грэму Грину: «Моей бедной Лолите приходится нелегко. Самое обидное, что если бы я сделал её мальчиком или коровой, или велосипедом, обыватели, скорее всего, и ухом бы не повели».
В послесловии к американскому изданию Набоков пишет: «Личная моя трагедия, которая не может и не должна кого-либо касаться, — это то, что мне пришлось отказаться от природной речи, от моего ничем не стеснённого, богатого, бесконечно послушного мне русского слога ради второстепенного сорта английского языка».
Vladimir Nabokov 1973
Но главным подарком, который ждал всех будущих переводчиков и людей, неравнодушных к языку, стал перевод Набоковым своего самого популярного романа на родной язык: «Я представил, как в некотором отдалённом будущем некто возьмёт да и издаст русскую версию «Лолиты»… и увидел, что каждый абзац, и без того полный ловушек, может подвергнуться уродливому в своей неверности переводу. В руках вредоносного ремесленника русская версия «Лолиты» могла бы полностью выродиться, оказаться испятнанной вульгарными пересказами и промахами. И я решил перевести её сам».
А когда он закончит перевод, то напишет совершенно трагический комментарий: «История этого перевода — история разочарования. Увы, тот «дивный русский язык», который, сдавалось мне, всё ждёт меня где-то, цветёт, как верная весна за наглухо запертыми воротами, от которых столько лет хранился у меня ключ, оказался несуществующим, и за воротами нет ничего, кроме обугленных пней и осенней безнадёжной дали, а ключ в руке скорее похож на отмычку…»
Эта метафора широтой своего применения нагоняет тоску и ужас. Но то, что Набокову – разочарование, нам, филологам, сокровище и методический материал. Приведу несколько примеров.
«Мой отец отличался мягкостью сердца, легкостью нрава – и целым винегретом из генов: был швейцарский гражданин, полуфранцуз-полуавстриец с дунайской прожилкой».
Архив семьи Набоковых
Но ведь vinaigrette – не винегрет, а обычная заправка для салата. И что же мы видим в английской версии?
«My father was a gentle, easy-going person, a salad of racial genes: a Swiss citizen, of mixed French and Austrian descent, with a dash of the Danube in his veins». Salad!
Кстати, в немецком переводе еще интереснее: винегрет из генов превратился в Russischer Salat. А дунайская прожилка – a dash of Danube. Это же сокровище! Да, перевод изобилует очень сложными конструкциями, странно звучащими для современного уха, и часто неверно переданными реалиями. Но он гипнотизирует и завораживает, а мы идем за ним, как дети за дудочкой Крысолова.
Читаем дальше: «Обстоятельства и причина смерти моей весьма фотогеничной матери были довольно оригинальные (пикник, молния)».
Есть идеи про оригинальные обстоятельства? И вот они – freakish.
«My very photogenic mother died in a freak accident (picnic, lightning) when I was three».
Еще одна маленькая фонетическая загадка: Ло-ли-та – кончик языка совершает путь в три шажка вниз по нёбу, чтобы на третьем толкнуться о зубы. Ло. Ли. Та.
«My sin, my soul. Lo-lee-ta: the tip of the tongue taking a trip of three steps down the palate to tap, at three, on the teeth. Lo. Lee. Ta».
Долгий второй слог, а в третьем «t» – звучит не в английском варианте, а в испанском или русском. В английском звуке кончик языка касается альвеол, в русском – верхних зубов. Лолита – испанское имя «Dolores» от «dolor» — боль, скорбь, в честь девы Марии Скорбящей.
«Самая чистая, самая абстрактная и тщательно выстроенная моя книга, — говорил о романе Набоков. — Возможно, я несу ответственность за то, что люди, кажется, больше не называют своих дочерей Лолитами».
Читать «Лолиту» – и стилистическое наслаждение, и тяжелый труд. Труд противостоять пению сирены-Гумберта, так незаметно и ненавязчиво предлагающему нам свою картину мира. Как писал в своем дневнике Владимир Яковлевич Пропп: «Литература сильна тем, что вызывает острое чувство счастья… Счастье облагораживает, и в этом значение литературы, которая делает нас счастливыми и тем подымает нас».
