На тринадцатом году царствования базилевса Юстиниана I, чье могущество не только в пределах собственной империи, но и во всем известном мире к тому времени было беспредельным и безграничным, у императора появился новый враг, который в отличии от всех прочих одержал победу. Врагом этим стала завезенная, скорее всего, из Бирмы и Индии чумная палочка Yersinia pestis. Она передавалась вшами корабельных крыс, именно так бактерия попала в Египет и распространилась, подобно ветру, на Эфиопию и Ближний Восток. Из Египта же, вместе с груженными пшеницей кораблями, все теми же крысами чуму привезли в Константинополь, а уж оттуда – во все другие города и земли, известные ромеям и даже неведомые им.

Так, в 540 году началась первая из зафиксированных человечеством пандемий, получившая название «юстинианова чума», болезнь, которая изменила судьбу мира, перелистнула страничку под названием «античность» и открыла эпоху «тёмных веков» Европы. Именно в те годы имя первого всадника Апокалипсиса, что на белом коне, Завоевателя, «поняли»,  как Чуму (самому Иоанну Богослову, без особой фантазии описавшему предвестников Апокалипсиса во II веке, чума была неведома), и это лучше всего говорит об ужасах, пережитых современниками.

В разгар эпидемии в Константинополе, крупнейшем городе планеты с полумиллионным населением, погибало по 5-10 тысяч человек в день, а в итоге там выжило не более половины горожан. Сам император Юстиниан заболел, но «Бог щадил его». Во всяком случае об этом сообщают пиарщики того времени, а пуще всех Прокопий Кесарийский, который славил императора при жизни, но, пережив его, превратился в яростного критика. Так вот, по свидетельствам Прокопия Кесарийского, с выздоровлением императора чума покинула город. Объяснялось сие божественным промыслом и личной жертвой императора, прошедшего сквозь ниспосланное испытание.

Чума, однако, даже оставив Константинополь (куда она не раз еще вернется), продолжала бушевать в Европе и Азии, от Уэльса до Инда, где-то слабее, чем в Византии (считается, что восточные провинции Персии пострадали меньше), а где-то гораздо сильнее (Аппенинский полуостров был почти опустошен). Среди гипотез, появившихся вследствие изучения той чумы, существует версия, что по каким-то загадочным причинам чумная палочка не перебралась через Рейн, и этим, отчасти, объясняется та легкость, с которой англосаксы овладели Британией, где большая часть местных кельтов была истреблена болезнью.

Данные об ущербе, нанесенные чумой, расходятся довольно сильно, приводятся цифры от 25 миллионов до 100 миллионов смертей. Чтобы понять масштабы бедствия, стоит привести данные демографии, которые утверждают, что в первой половине первого тысячелетия в Европе проживало около 60 миллионов человек, к 550 же году (окончанию первой волны «юстиниановой чумы») население сократилось до 26 миллионов. Иными словами, Европа потеряла более половины всех жителей. Сведения об Азии более скудны, и это при том, что ущерб, нанесенный крупным городам, таким, как Антиохия, Дамаск или Иерусалим, был, судя по всему, много выше, чем в городах европейских, а сама чума собрала там гораздо большую жатву по сравнению с Европой.

Ужасы того времени подробно и в ярких красках описаны современниками, и каждый из них отметил счастливое избавление от бедствия, которое не щадило ни церковных епархов, ни королей, ни простолюдинов. Но чума не ушла, ее вспышки возникали в Европе еще не раз, последняя из них зафиксирована в 770-м году. После этого чума оставила мир на несколько столетий, вернувшись в 40-х годах XIV века самой страшной из пандемий, известной, как «черная смерть».

Историки считают, что именно «юстинианова чума» подвела черту под эпохой античности. Сам император Юстиниан, лелеявший планы возрождения Римской империи (ко времени пришествия чумы им уже отвоеваны были Далмация, Аппенины и Северная Африка, его войска глубоко продвинулись на Восток, тесня персов, а юг Пиренеев и территория современного Марокко отошли под юстинианово крыло), больше не задумывался о расширении своих земель – людей для несения службы уже не было.

Юстиниан, переведший армию целиком на найм, хорошо платил своим солдатам, престиж воинской службы в начале его царствования был велик. Император даже мечтал, как в старые добрые времена (Римской республики и начала империи) комплектовать армию за счет добровольцев, поток которых и в самом деле значительно возрос, но после опустошительной чумы людей не хватало ни в одном из его начинаний. В итоге вместо добровольцев армия пополнялась варварами. Даже элитные войска, катафрактарии (тяжелая кавалерия) и гиппотоксаты (легкая кавалерия-лучники), состояли почти полностью из «федератов» – союзников.

Более того, людей перестало доставать и в сельском хозяйстве. Именно нехватка мотыг, образно говоря, в долгосрочной перспективе сыграла куда большую роль, чем нехватка штыков. Главной ценностью – и в те годы, и еще много веков вперед – была земля. От урожая зависело выживание людей, и именно урожаи создавали богатства.

Несмотря на то, что чума, как и всякая эпидемия, буйствовала в городах (скученность, сама по себе, опасна в санитарном отношении, хотя этого тогда, понятно, не знали) и относительно щадила деревни, убыль людей в сельском хозяйстве все-равно была значительной. Покрыть нехватку рабочей силы за счет привлечения рабов становилось невозможным (завоевать их было некем, а купить – негде, ибо все окрестные земли понесли потери), и стоимость труда, ценность работника резко возросли. Рурализация – процесс, обратный урбанизации, спутник всяческих кризисов – не спасала положения: выживших в городах почти не осталось.

Юстиниан никак не реагировал на ситуацию: его фанатичная тяга к завоеваниям не позволяла иметь меньший доход, чем до эпидемии, он так и не понял, что началась другая эпоха. Императорские сборщики налогов заставляли выживших платить по долгам умерших и обрабатывать освободившиеся земли. Но ни для того, ни для другого крестьянам не хватало сил и средств. В результате начались восстания, саботаж и – самое страшное в тех обстоятельствах – бегство с земель.

К тому времени в Византии де-факто действовало насильственное прикрепление крестьян к земле, возникшее за несколько столетий до описываемых событий. То есть покидать землю было нельзя, не платить определенный «налоговиками» налог – нельзя, любой неурожай, любое колебание погоды оказывались факторами разорения и жестоких последствий для семьи земледельца.

С земель благословенной империи крестьяне бежали всегда, а после чумы это бегство усилилось. Бежали не только в земли за Дунаем, как со времен Диоклетиана, который и ввел это крепостничество (во времена Диоклетиана германцы не знали налогов, а ко времени Юстиниана вместо некогда диких племен Европа уже разделилась на варварские королевства, но налоги, в сравнении с византийскими, оставались щадящими и даже смешными). Бежали в Персию, где Хосров I поменял налоговые правила, державшиеся там почти тысячелетие еще со времен Дария, и составил не слишком обременительный «налоговый кодекс» (самого Хосрова убили его царедворцы в ходе войны, вызванной все той же чумой, а возникла та война по причине дележки ставших скудными в чумные года прибылей).

Всего через несколько десятилетий после «юстиниановой чумы» Хосров II, другой персидский царь, спокойно и без особых усилий захватил Восточное Средиземноморье и Египет. Как раскаленный нож сквозь масло, его войска прошли по Каппадокии. Современники были поражены тем обстоятельством, что на пути персидские армии не встретили не то, что сопротивления, они почти не нашли людей. А столетием позже немногочисленные, но избежавшие «демографической ямы» арабы (судя по тому, что мы знаем, чума не затронула Аравию) начали свои завоевания с покорения малого количества жителей все тех же самых земель.

Рабство, в чем нас пробуют уверить школьные учебники, вовсе не закончилось вместе с античностью. Еще много столетий рабы были самым ценным и ходовым товаром на всей планете. Но само рабство уже изменилось, христианство смягчило нравы: рабы признавались не вещью, а людьми, имеющими пусть скромные, но права. Более того, в неформальной «табели о рангах» рабы богатого и знатного человека стояли выше, чем бедные горожане или земледельцы. Последние завидовали их достатку и не прочь были бы «поменяться» статусами.

В варварских королевствах рабство носило патриархальный характер, и рабы жили на положении младших членов семьи. Зачастую они получали свободу и надел земли, которой было в переизбытке, тогда как рабочих рук недоставало. В восточных сатрапиях, в отличии от западных стран, рабовладением занималось государство: рабы использовались на землях царей и знати, излишки людской силы «сдавались в аренду» частникам. Повсеместно рабов использовали для службы в армии. Уже во времена ислама именно армейская служба стала основным занятием рабов, и некоторые из них даже делали головокружительную карьеру, добираясь не просто до высших должностей, но и до престолов.

Все поменялось и в жизни ремесленников. Ранее тщательно оберегаемые секреты мастерства, передаваемые от отца к сыну, стали доверяться подмастерьям, которых принимали в дело не по признаку крови: просто не хватало рук, чтобы управиться с хозяйством. Возросла и роль женщин: в сельском хозяйстве, в ремеслах им приходилось выполнять работы, которые раньше считались исключительно мужскими. Соответственно, и голос женщин в решении хозяйственных, да и всяких других вопросов, стал весомее.

Рурализация, переселение из городов в деревни, опустошение жилищ чумой привели к тому, что недвижимость обесценилась. Арендодатели, имевшие ранее постоянный и завидный источник дохода, обеднели, городское строительство, бурно развивавшееся в начале правления Юстиниана, на многие столетия затухло. Жилищное, гражданское строительство не имело спроса, и строительная отрасль, многократно сократившись, стала развиваться только за счет строительства общественных зданий, разумеется, в соответствии с эпохой, религиозного назначения.

Неожиданно возникла нужда в новых технологиях, которые помогали как-то решить проблему нехватки рабочих рук. Именно с этого времени в Византии больше, чем где бы то ни было (хотя и в других землях тоже), вошли в обиход рассеянные мануфактуры, самые примитивные из форм разделения труда.

При этом надолго выходят из употребления интенсивные формы ведения хозяйства, в первую очередь, из-за трудоемкости: мелиорация, внесение удобрений, многопольная система. Земель много, и экстенсивные варварские методы землепользования, двухполье, а то и вовсе перелог, в таких обстоятельствах просто разумнее. Падает урожайность: от сам-10 (Рим со второго века) до сам-2 (во второй половине первого тысячелетия). Сокращается и упрощается количество агрокультур. Ячмень, полба, овес и лишь отчасти пшеница становятся главной пищей европейцев. Земли все больше занимают огороды с весьма сокращенным набором выращиваемого, а садоводство приходит почти в полное забвение.

Экономика сосредотачивается на самодостаточности, господствует пресловутое натуральное хозяйство, известное нам по школьным учебникам. Это, в свою очередь, делает торговлю практически бессмысленным занятием. Зачем преодолевать многие сотни километров с товаром только для того, чтобы убедиться, что и там производят все то же самое и точно так же?

Тем не менее, однородность начала лучше оттенять диковинки: например, невероятной ценностью становятся шёлковые ткани. По преданию, монахи-несторианцы тайно (вывоз карался смертью) вывезли личинки шелкопряда из Китая в своих полых посохах, и еще при Юстиниане производство шёлка началось сначала в Сирии и Палестине, а потом императорским указом сосредоточилось исключительно в Константинополе.

Современники отмечают массовое разочарование в Боге: оказалось, что он не в силах предотвратить несчастья и, более того, насылает на людей мор и смерть. Люди задавались вопросом: «Может, этот Бог жесток и несправедлив?» Отчасти эти сомнения через довольно короткий срок помогли принять «нового Бога», по исламскому образцу.

Эпидемия стимулировала интерес к науке. Оказалось, нужна профессия врача, медицинских знаний ничтожно мало, и носители их начали пользоваться спросом и уважением. Впрочем, колдуны и шарлатаны также были востребованы и появились во множестве.

P.S. Не призываю пытаться искать здесь какие-то параллели с сегодняшним днем. Думаю, они точно будут некорректны: другие времена, другие обстоятельства, но некоторые перемены непременно нас всех ждут. И скоро мы сами увидим, какие именно.

P.P.S. Готовя этот материал, прочел невероятное количество опусов на тему «Юстиниан не ввел карантин и тем самым сохранил экономику, будьте, как Юстиниан». Предположу, что это заказуха периода «русские не болеют» или «от гриппа умирает больше». Как видите, экономика проявляет свой нехороший нрав и не сохранилась в прежнем виде, несмотря на приказы властей, как той, так и нынешней эпохи. Впрочем, о таком средстве, как карантин, во времена Юстиниана никто ничего не слышал.