В далеком 1500 году на территории Фландрии, Брабанта, Намюра и иных земель, которые мы сейчас знаем как Бельгию, насчитывалось 21.1% городских жителей. Сказать, что для средневековой Европы это много – не сказать ничего, зато можно посмотреть на статистику других регионов… И узнать, что, например, в Англии и Уэльсе городские жители в то время составляли 3,1% населения страны, во Франции – 4,8%, в Испании – аж 6,1%, в Италии — 12,4%, в Голландии — 15,8%.

Фламандия многие столетия, постепенно, осваивала искусство обработки шерсти и изготовления из нее тканей, одежды, гобеленов (не дешевых, заметим). И уже к началу XIV века Брюгге, Ипр и Гент стали, благодаря владению этим искусством, крупнейшими и богатейшими городами тогдашней Европы и даже захотели независимости от Франции, чьей частью формально являлись. Добились они самостоятельности в 1306 году, разбив французские войска. Но города так и не сумели договориться, кто «главный», чем воспользовались французы, и через два с лишним десятилетия вернули провинции обратно.

В свою очередь, сложившаяся ситуация пришлась не по душе англичанам – поставщикам шерсти в Фламандию. И, как утверждают бельгийские историки, это стало одной из причин Столетней войны. Но пока англичане сто лет воевали с французами, Фламандия росла и расцветала. Прекратившиеся было поставки английской шерсти были возобновлены, оставшиеся без крова жертвы войны, бывшие французские крестьяне, активно пополняли ряды ткачей-горожан, со сбытом шерсти не возникало никаких проблем, а сама война благополучно обходила эти благословенные земли стороной.

Проблема, впрочем, существовала – и проблема эта называлась «еда». Сельское хозяйство тех лет оказалось не рассчитано на слишком уж большое количество «лишних ртов». Повсеместно применялось «трехполье», при котором треть земель фактически изымалась из оборота. Кроме того, использование лошадей вместо волов, начавшееся еще в XI века, проходило крайне медленно, как весьма затратное. Также растянулся на века переход к железным орудиям труда. Прибавим к этому недостаточное количество домашнего скота для унавоживания земель и натуральное хозяйство, царившее в Европе, — и получим неразрешимую задачу: прокормить хоть какое-то количество горожан. Хотя…

Что такое «интенсивное земледелие», знали, как минимум, со времен Древнего Рима, во всяком случае, «четырехполье» было известно римлянам. Другой вопрос, что применить эти знания мешали два обстоятельства – скудность местных почв и, главное, отсутствие стабильных рынков сбыта. Земли в Европе было много, а людей – мало, поэтому сбыт излишков оказался весьма затруднен. Более того, зачастую процесс получения этих самых излишков становился не просто бессмысленным, а – убыточным.

Но совсем иные обстоятельства складывались во Фландрии и Брабанте в конце XV и в первые годы XVI века. Рынки сбыта – большие города – оказались рядом. И именно это обстоятельство вызвало в регионе массовый, повальный переход на четырехпольную систему. Наверное, стоит напомнить (очень вкратце), в чем суть такого земледелия…

Поле делится на четыре части. Первая часть засевается травой, дающей большой объем зеленой массы – как правило, использовали люцерну или турнепс. Вторая – отдавалась под клевер, фасоль или горох (понятие «азотофиксация» тогда еще не существовало, но смысл обогащения почв уже был понятен). Третья и четвертая части засевались злаковыми, как правило, чередовались пшеница, ячмень или овес. Скот при этом, конечно же, переводился на стойловое содержание, что упрощало задачу сбора и применения органических удобрений, к тому же (как выяснилось в процессе) повысило скорость наращивания живой массы и удои.

Такой способ ведения хозяйства позволил резко повысить его эффективность. Урожайность за 100 лет (1450-1550гг.) выросла почти в 2 раза. А растущие города региона (к упомянутым выше добавим, как минимум, Намюр, Льеж, Брюссель и особенно Антверпен, ставший крупнейшим городом Европы) оказались отличными и бесперебойными рынками сбыта сельскохозяйственной продукции.

Нигде в Европе того времени не существовало подобной городской агломерации (разве что Париж мог соревноваться с фламандскими и брабантскими городами). И переход к интенсивному сельскому хозяйству был прочно увязан с ростом городов. Там, где в силу тех или иных обстоятельств начинался резкий рост городского населения, начиналась и сельскохозяйственная революция. Из Фламанадии она, естественно, перекинулась на Голландию (где к 1650 году уже треть населения страны стала горожанами), затем, в Англию.

Вопреки укоренившимся представлениям о том, что главные богатства и капиталы тех лет создавала океанская торговля, в Голландии начала XVII века половина произведенного страной дохода (оцениваемого в 100 млн гульденов в год) приходилась на сельское хозяйство, подъему которого, заметим, способствовал и резкий рост цен на зерно в течение всего XVI века (цены за столетие выросли в 3,2 раза).

Надо сказать, что новые принципы ведения сельского хозяйства в ту пору даже не коснулись части Европы – на юге континента климат был слишком сухой, а города слишком разрознены и удалены. А значит, крестьянин не мог без риска вкладываться в такой способ работы (конечно, это не означает, что жители юга не имели приработка – но вино или оливковое масло не пользовались таким спросом и не давали доходов, сопоставимых с торговлей мясом и хлебом).

Европа массово перешла к интенсивному ведению сельского хозяйства только в XVIII — XIX веках. Но даже в то время, когда промышленная революция и сопутствующий ей рост городов охватили все без исключения страны континента, на востоке – в землях современных России, Украины, Польши и Балтии – экстенсивное развитие оставалось выгоднее интенсификации (слишком большое количество свободной земли позволяло просто «бить площадями») и даже заваливать Европу зерном по более низким, чем в странах с эффективным хозяйством, ценам.

Сегодня Голландия остается мировым лидером по эффективности ведения сельского хозяйства, подхватив пальму первенства еще во второй половине XVI века. Для развитых стран Европы считается нормой, когда 2-3-4% населения, занятых в сельском хозяйстве, кормят всю страну и даже готовы к практически неограниченному экспорту.

Впрочем, на свете вполне нормально существуют страны, где обилие земель позволяет не заниматься интенсификацией. К таким, например, можно отнести США и Россию (и, хотя, почвы России сильно уступают американским в качестве, их значительно больше, а населения значительно меньше). «Чемпионом мира» по занятости в сельском хозяйстве считается Танзания – 79% ее населения заняты непосредственно добычей еды.

Их противоположность – Дания, Канада и уже упомянутые Голландия и США, где производством съедобного занято около 2%. В России в настоящее время в аграрном секторе задействовано 9% населения.