Тридцатые годы прошлого века в Миннесоте – время тяжелое, Великая Депрессия. Свинцовые воды огромного озера Дулут, банкротства, безденежье, тоска. Какое отношение все это имеет к Бобу Дилану? Непосредственное: его детство прошло недалеко от этого озера. Там почти всегда холодно, влажно, мрачно, суровый климат и суровая жизнь. Воды Дулута бурные и страшные – сколько кораблей не дошло до порта! Озеро в Girl From the North Country – такой же полноправный герой, как и все остальные, оно обладает характером и волей.  

На сцене небогатая гостиница, в комнатах которой ютятся постояльцы – осколки себя прежних. У каждого за плечами собственная катастрофа. Все эти люди — поколение родителей Дилана, а значит, это его ровесник или ровесница растет в животе у дочери владельца отеля.

Запихни отчаявшихся людей в забытую богом гостиницу, как мышек в банку, и смотри, что получится? Помните известный опыт: зверьков посадили в террариум и накрыли прозрачной крышкой. Первое время мыши скакали и царапались, пытаясь выбраться, но крышка неумолимо преграждала вход. Потом крышку убрали, но ни зверьки, ни даже их дети не пытались выбраться. Ведь закрыто! Так выглядит выученная беспомощность. И по сути вся Girl From the North Сountry о том, как люди в этой ситуации живут. Кто ее преодолеет, а кто не сможет?

О ты, колдовское озеро! И все нервны, и столько любви, все как полагается… Но здесь нет людей с целыми сердцами. Хозяин отеля Ник Лейн (Colin Connor) – не может свести концы с концами, здание скоро продадут за долги. Жена его – оголенный нерв – тонкая, изломанная Элизабет с ранней деменцией. Она выглядывает через створки болезни, как нежная жемчужина, но они сковывают все плотнее. Их несчастный сын, пьяница и поэт, теряющий любовь всей своей жизни (Colin Bates). Приемная дочь Марианна (Justina Kehinde) – дивной красоты девушка, носящая под сердцем дитя от неизвестного мужчины, и никому ничего не рассказывающая. Семья Бурк – мама, папа и их взрослый сын Элиас (Steffan Harri), который ведет себя как трехлетний мальчик, и сияет улыбкой поверх душного воротничка вязаной жилетки.    

Правда, законы мюзикла не позволяют актерам выйти в драму или даже трагедию. В жестких рамках тайминга (черт бы его побрал!) есть место для одной булавки, воткнутой в это аккуратно скроенное полотно дилановских песен, но нет ни единой лишней минуты, чтобы расшить его, выделить, заложить пару складок. Песня Дилана, потом драматический кусочек, проталкивающий развитие сюжета – все это нанизывается на нить повествования рассказчика доктора Волкера (Chris McHallem). Он стоит у микрофона в модной шляпе а ля нуар и спокойно, без лишних восклицаний, рассказывает эту историю – так врач докладывал бы о пациенте на консилиуме.

Песня – драма, песня – драма. Песня: всякий раз на сцене меняется свет, лица актеров сияют дивной красотой, их силуэты вьются вокруг винтажных микрофонов в золотистой смуглой полутьме. И бедный Элиас вдруг становится взрослым, ясным, насмешливым, ироничным – достает из кармана губную гармошку, которая звучит теперь не как раздражающая игрушка, а музыкальный инструмент (конечно же, оммаж Дилану). Песни Дилана здесь аранжированы, это непривычное их звучание: суть – связка тридцатых и шестидесятых, когда в большинстве своем они и были написаны.

Атмосфера становится все хуже с каждым стежком, песней, с каждой переменой декораций – полупрозрачные полотна уезжают вверх и возвращаются, демонстрируя зрителю то безрадостные пейзажи Миннесоты, то задрипанные интерьеры гостиницы. Да еще стол со стульями в центре сцены то появляется, то исчезает.

Казалось бы, стол должен быть объединяющим всех местом трапезы, неспешного разговора, но тут он вызывает совершенно другие ассоциации. Когда все собираются вокруг накрытого стола в День благодарения, мучающее зрителя предчувствие беды сгущается в воздухе так, что становится осязаемым. И точно – гром грянет неожиданно и страшно: центром трагедии станут блистательная миссис Бурк и ее муж, бородатый мистер Бурк, не утративший импозантности даже в банкротстве. David Ganly (Бурк) – драматический артист огромного дарования, тихий, умеющий играть нутром, выстраивает арку персонажа тщательно и постепенно даже в узких рамках мюзикла. Мы видим трагедию, произошедшую с его сыном, через призму преступного облегчения отца, которое прорывается через отчаяние и страх потери. Но вдруг — хоп! — как будто монтажной склейкой вырезали половину фильма: вот они с женой уже собираются покинуть гостиницу – будто их воспоминания стерты и не произошло ничего.

Конечно, главный демон тут – бродячий продавец Библии Марлоу, который появляется в гостинице во время страшной бури. Молния освещает его тонкое лицо, гром гремит особенно угрожающе. Eugene McCoy в этом сезоне блистательно сыграл Андрея Болконского в Natasha, Pierre & the great comet of 1812 в Donmar, и вот выходит на сцену Old Vic в роли Марлоу. С пластикой чертика из табакерки он не вызывает доверия с первой минуты: ссутуленные плечи, черные зализанные волосы, профиль кондора, широкий крадущийся шаг. Характер яркий, точный, четкий. Никто не верит ему, да только все тут обуреваемы своими демонами, не до чужих. Конечно, он классический трикстер – и, заметьте, исчезнет тоже под гром!

Что-то в этом спектакле есть от безысходности русской пьесы начала ХХ века «На дне» Горького, а еще от The Iceman Cometh Юджина О’Нила – очевидный бродячий сюжет. Где же собрать людей с разбитыми душами, как не в отеле, доживающем последние дни? И поскольку жесткая мюзикловая структура не дает полностью погрузиться в драму героев, зритель наблюдает за ними немного отстраненно, будто с другого берега ледяного озера Дулут. Кто куда уедет? Что с ними станет? Как разметет всех по стране?

Финал принадлежит семье Лейн, мужу и жене. И вот тут окончательно кажется, что главный персонаж именно Элизабет Лейн. Это история о ней, о ее постепенном погружении в болезнь, как в воды ледяного озера. Katie Brayben играет Элизабет физиологически точно и совершенно бесстрашно, временами превращаясь то в дитя, то в чудовище-каракатицу. Но вот она вдруг становится дико притягательна, как сирена, но не морская, а озерная. И Коннор МакПерсон пишет ее, как Гомер писал своих сирен. Дикая, хтоническая Элизабет с ножом в трясущейся худенькой птичьей ручке вдруг оборачивается мягкой, игривой, золотистой. Створки раковины ее болезни то открываются, то схлопываются, и не поймешь, где она настоящая. Бедный, бедный доктор Волкер – непростая у него была пациентка, жизнь которой так ясно рифмуется со строчками знаменитой песни Дилана:

When you ain’t got nothing, you got nothing to lose
You’re invisible now, you’ve got no secrets to conceal
How does it feel, ah how does it feel?
To be on your own, with no direction home
Like a complete unknown, like a rolling stone.