«Брокерами» и «маклерами», впрочем, выступали почти одни только итальянцы: продвинутый мир североитальянских городов отлично понимал суть и цену векселей и фьючерсов. Они прекрасно умели покупать товар без предъявления образцов, такой опыт давно уже существовал на европейских ярмарках, где застрельщиками подобных сделок выступали ломбардцы.

По имени ван дер Бурсе назван был и сам формат такой торговли – «биржа» (слово означает кожаный мешок или большой кожаный кошелек – на гербе ван дер Бурсе таких «бурсе» было три, и изображение трех кожаных мешков смотрело с фасадов гостиниц на собравшихся на «биржевой» площадке между отелями с двух сторон).

Идея постепенно приживалась, находила сторонников и собирала все новых и новых людей, понимающих смысл такой затеи. Биржи появились и в соседних городах, Лионе и Антверпене. Впрочем, жили они хоть и ярко, но относительно недолго. Особенно бурно развивавшаяся биржа в Антверпене была убита испанскими завоевателями, и торги перенесли в свободный Амстердам – город, который подхватил, перехватил и превзошел торговую славу Антверпена.

Торговать акциями в Амстердаме начали еще в 1530-м году, но настоящий расцвет биржевой торговли здесь произошел после краха Антверпена. В 1586 году власти города выделяют купцам для этих целей часовню Святого Олафа (так биржа впервые получает помещение, торги перемещаются туда из пивных, хотя с пивом клерки не расстаются), а в 1608 году строится уже специальное здание биржи: торги разрастаются так, что места торгующим уже не хватает.

Еще с начала XVI века торгуются и обмениваются luoghi (доли генуэзского банка Сан-Джорджо) и kuxen (доли германских горнодобывающих обществ, правда, без документальной фиксации сделок). Позже появляются акции обязательств испанской короны, французские ренты и акции некоторых городов Ганзы. В Амстердаме можно было также выкупить пай в различных торговых, строительных и мануфактурных предприятиях.

Настоящий же расцвет биржевых торгов начинается с возникновением Голландской Ост-Индской компании, самого крупного предприятия в истории бизнеса всех времен и народов. Амстердам в тот момент – безусловный центр мировой торговли, в его гавани ежедневно швартуется или останавливается на рейде около 8 тысяч (!!!) кораблей со всего мира, торговый флот голландцев по количеству судов и тоннажу превосходит все флота европейских держав, вместе взятых, здесь покупаются и продаются товары со всего мира. Понятно, что именно Амстердам – самое удобное место для совершения сделок.

Разнообразие акций и товаров, торгуемых на бирже, растет и, наверное, может расти до бесконечности. Плюс правила торговли интуитивно понятны большинству голландцев, в их повседневный жизненный опыт входит постоянная кооперация с соседями и знакомыми, и даже незнакомыми. К этому времени голландцы уже столетиями осушают морское дно, используя отвоеванные у моря земли, польдеры, для сельскохозяйственных работ. Дело это дорогое и технически сложное, производимое в складчину, где каждый получал при осуществлении проекта свою долю, в зависимости от вложенных средств и труда. То же самое происходило и с постройкой кораблей, и с мануфактурами, и уж тем более со снаряжением экспедиций в дальние страны за экзотическим товаром. Идея биржевых торгов упала на весьма подготовленную почву, а биржевые правила были не только понятны, но даже востребованы.

В какой-то момент предметом торга стали луковицы невиданных цветов – тюльпанов. Примерно в начале 60-х гг. Ожье Гислен де Бусбек, фламандец на австрийской службе, привез из Турции доселе невиданный цветок в Европу. Тюльпаны очень быстро завоевали популярность. Шарль де Леклюз, французский ботаник, более известный в истории как Карл Клузиус (большую часть жизни он работал в Голландии), начал выводить фантастические виды тюльпанов. Они утратили свой аромат, но приобрели известную нам форму, стали намного крупнее, а главное, Клузиус добился мутаций цвета, и тюльпаны поражали современников своим разнообразием.

Луковицы тюльпанов (товар весьма компактный и одновременно дорогой) стали активно торговаться на бирже Амстердама. В это время голландские фермеры активно занимались выращиванием тюльпанов (больше, чем кто-либо в Европе, хотя их во множестве выращивали в Германии и во Франции, где в моду вошло украшение декольте цветками тюльпана). Современники вспоминают о бесконечных полях тюльпанов вдоль Шельды и Мааса.

Луковицами охотно торговали не только биржевые воротилы с громадными капиталами, но и фермеры, садовники (Клузиус презрительно называл их «невеждами», но невежды оказались обучаемы: ежегодно рынку предлагалось более сотни новых сортов), да и простой городской люд был не прочь вложиться в этот нехитрый товар.

Луковица самого дорогого из сортов, Semper Augustus, стоила 1000 гульденов (есть даже свидетельства о предложении в 1200 гульденов), то есть за «Август навсегда» (так переводится название сорта) заплатили 10 кг серебра или около 1 кг золота. Для сравнения: доход квалифицированного ремесленника не превышал 300 гульденов в год, а успешного купца – около 3000 в год. Впрочем, во-первых, каждый мог найти сорт по своему кошельку, во-вторых, никогда и никого не оставляло желание разбогатеть при удачном стечении обстоятельств, при удачной сделке, и тысячи неопытных игроков кинулись заключать сделки на бирже.

Отчего именно тюльпаны вызвали в стране то, что позже назовут «тюльпановой лихорадкой»? Да, вложения в красоту, которая увядает, нам сегодня кажутся странными, но в те годы все представлялось иначе: это были не просто вложения во временное цветение, но и вложения в луковицы, которые потом можно было с большой выгодой продать (спрос постоянно рос). Собственно, именно так же относились к тюльпанам в Англии, Франции и Германии, но там в то время не существовало аналогичных биржевых возможностей…

Известно как минимум две сделки, когда три луковицы тюльпана были обменены: в первом случае на дом, во втором – на работающую мануфактуру. И в том, и в другом случае стоимость обмененного оценивалась в 500 гульденов. Наверное, подобных сделок в стране тогда заключено было намного больше.

К 30-м гг. XVII века начинается невероятный подъем биржевых торгов, связанных с тюльпанами. Важнейшим нововведением 1634-1635 годов был переход от сделок купли-продажи наличного товара к фьючерсной торговле, которая как нельзя лучше подходила к сделкам с луковицами тюльпанов. Цены на луковицы стали бешено расти в ноябре 1636 года (интересно, что началу роста предшествовало очень кратковременное падение цен – зато какое падение: в 7 раз! – вызванное, как полагают, тем, что немецкие аристократы, потерпевшие поражение в крестьянской войне в Тюрингии, сбывали свои активы в луковицах).

Рост продолжался до февраля 1637-го, но потом случился обвал цен сразу в 20 раз. Этому предшествовал невероятный, фантастический, ни с чем не сравнимый аукцион в Алкмаре, где была выставлена коллекция луковиц недавно умершего Ваутера Винкела, знаменитого (и необыкновенно удачливого) спекулянта, сколотившего состояние на тюльпанах. Его семеро детей, помещенные после смерти отца в приют, раскопали спрятанные Винкелом луковицы и выставили их на торги. Аукцион принес умопомрачительные цены: например, за единственную луковицу «Адмирал Энкхаузен» платили 5200 гульденов (около 6 млн. фунтов стерлингов в современном измерении). Но 5 февраля, через день после этих торгов, случился тот самый обвал рынка, и своих денег сироты Винкелы, как и еще несколько тысяч биржевых спекулянтов, так и не увидели.

Ситуация для покупателей была сложной: подавляющее большинство из них просто не в состоянии было выполнить условия контрактов, а те немногие, что имели возможность это сделать, мягко говоря, не сильно хотели платить. По всей стране прокатилась волна фермерских съездов, которые требовали выполнения договоров.

Кстати, законных средств отказа от исполнения обязательств в Голландии в тот момент вообще не существовало (до сих пор там даже факт устного обещания является условием заключения сделки). И в дело, опасаясь народных волнений, вступили государственные регуляторы. Но как вступили? Как всегда! Сначала было вынесено решение в пользу продавцов, потом – в пользу покупателей. Генеральные Штаты несколько раз то отменяли сделки, то признавали их законность.

На этом фоне, конечно же, разгулялись проповедники всех мастей (особенно буйствовали кальвинисты), объявляя виновными евреев (как же без этого!), меннонитов и банкротов (то есть людей, по каким-то причинам не выполнивших условий каких-либо сделок: в Голландии такие люди были изгоями, нередко отношение к ним сравнивали со статусом касты «неприкасаемых» в Индии). Решения по тюльпановым контрактам было переложено на города и провинции. Амстердам решил, что контракты остаются в силе, остальные города Голландии объявили об их расторжении.

Наконец в мае 1638 года в Харлеме выработали «соломоново решение», которое потом подхватила вся страна: если покупатель уплачивал 3,5% от суммы контракта, то он в дальнейшем освобождался от каких-либо обязательств. Нельзя сказать, что это решение устроило всех, но это было хоть какое-то решение. 3,5% от заявленных сумм позволяли продавцу не разориться (представляете, насколько перегрет был рынок?), а покупателю выйти из сделки с минимальными потерями. В итоге в Харлеме почти все споры были улажены в течение 1639 года. В Амстердаме и некоторых других городах случаи преследования кредиторами своих должников наблюдали еще в конце сороковых годов.

История «тюльпаномании» отгремела и, возможно, даже вовсе стерлась бы из памяти, но в середине XIX века о ней поведал  миру шотландский журналист Чарльз Маккей, весьма ярко описавший эти события в статье под названием «Чрезвычайно популярные заблуждения и безумия толпы». Автор описывал ситуацию буквально как экономический крах Голландии. Эта мысль стала весьма популярной и нашла огромное количество поклонников и приверженцев. Последователи Маккея выводили из неё причины потери Нидерландами экономического лидерства (хотя после «тюльпаномании» эта страна задавала тон в мировой экономике еще почти столетие). Но, судя по тому, что мы знаем о «тюльпаномании» сегодня, ни к каким потрясениям в экономике страны ситуация не привела: участников «тюльпановых сделок» было все-таки не десятки тысяч, а тысячи. Да и никаких других цен, касающихся иных сделок и иных товаров, катастрофа с тюльпанами не задела.

Биржа есть биржа, в случае с тюльпанами сработал обычный рыночный механизм, который безжалостно (пусть и не мгновенно) выявляет мыльные пузыри. Что в истории, как мы знаем, случалось многократно и будет еще случаться ни раз.

Гораздо важнее товарно-денежных отношений стал «кризис доверия»: лопнувший пузырь «тюльпаномании» и споры вокруг обязательства сторон получили большую огласку в обществе и вызвали довольно серьезные обсуждения о том, как в дальнейшем следует вести дела. Появились многочисленные «скептики», призывавшие судить фермеров за «жадность», купцов – «за ложь» и поучающие прочих не доверять никогда и никому. В стране широко обсуждалась необходимость вмешательства в рыночные отношения государства. Но, не считая отдельных поправок в законы, возобладала точка зрения, что стороны должны решать свои споры самостоятельно, а излишний «прессинг» со стороны закона ущемляет права предпринимателей и бьет по их же карманам.

Впрочем, голландское деловое сообщество пережило эту волну. А вот опыт внимательно относиться к деловым партнерам и тщательно взвешивать ценовые риски Голландии еще пригодится, как и всем нам. Ну а что касается цветов, то они никуда не делись, зла на них никто не вымещал, и Голландию по сей день справедливо называют «страной тюльпанов»