В процессе любви людям свойственно непосредственно сближаться либо стремиться к сближению, если по какой-то причине первое недоступно. Иногда самого стремления достаточно или приходится подбирать другие ключики: быть рядом в трудное время, поддерживать, решать проблемы, стерпеть неприятные слова, спасти от нехороших последствий.

Особенно важным кажется, чтобы близость любящего человека проявилась, когда второй ранен, уязвим или подавлен. Иногда ее ключики и конкретные поступки становятся ожидаемыми. Несмотря на то, что такое чувство уже трудно назвать подлинным, некоторые черты близости стойко прилепляются к представлению о любви. И вот уже мы сами не замечаем, как начинаем подвергать свою любовь оценкам, тестам. Если я люблю, то должна… Не могу не выручить, мы ведь близки… Как же я буду думать о себе, а кто подумает о ней?..

Но в этом стремлении сблизиться до предела, быть всегда доступной, готовой любить таится опасность. В момент, когда мы к этой границе подходим, теряется разность между мной и тобой. Больше нет меня и тебя, есть только мы. Я не выбираю, как мне обходиться со своими и чувствами и желаниями. Любовь стала местом, где двое слились в одно. Звучит романтично? Возможно, но где есть мы, там нет меня. Как так происходит, что представления о любви иногда приводят в точку, где мы перестаем замечать свою свободу и разность с тем, кого любим, и начинаем разрушать и разрушаться об другого?

Это происходит медленно, постепенно. Чаще всего из лучших побуждений. Убеждена, все в мире происходит из лучших побуждений. Мы очень стараемся, это важно, так нас учили: любовь – означает жертвенность, растворение, самоотречение. Нам рассказали, что настоящая любовь ничего не требует и всё прощает. Даже не говорили нужных слов, но мы читали книги, ходили в кинотеатры. Мы – не глупцы, научились любить, усвоили, что любовь должна быть безусловной, то есть бесконечно терпеливой. И стали все делать ради любви: очень многое терпеть и слишком многое прощать. 

Слияние легко принять за любовь, особенно когда в нём есть страсть, общность, много «нас». Только позже приходит ощущение удушья, неловкости, растерянности. Ты смотришь в зеркало и не узнаёшь себя. 

Так вот, о любви. Думаю, когда мы выучили, что любовь как-то связана с близостью и теплом, нам не объяснили, что этой близости не должно быть слишком много. В пожаре все сгорает, хотя действительно нельзя сказать о дефиците тепла. Уметь быть на расстоянии так же важно, как и находиться рядом. Отойти на шаг назад, чтобы соотнестись с тем, кто я, где и чего хочу? И дать другому пространство перевести дух, набраться сил и вновь двигаться дальше вместе. 

Симона Вейль определяла любовь как внимание: «любить – значит, смотреть». Это определяется, как быть с другим без желания переделать, вмешаться, использовать. Сохранять уважительную дистанцию, не путать близость с проникновением. Не пытаться исцелить другого от его боли, быть рядом с этой болью, не вламываясь в чужое внутреннее пространство. 

Любовь предполагает гибкую, живую границу: могу приближаться, но и удаляться. Впустить достаточно близко, но сохранить то, что всегда будет только вашим. «Мы» случается не ценой исчезновения одного, но знаменует место встречи. 

Такая встреча требует зрелости, признания инаковости, способности удерживать границу. В этом смысле любовь всегда случается на расстоянии.