Завоевание Китая маньчжурами в 1644 году не стало для Китая разрушительным бедствием. Маньчжуры быстро научились говорить, как китайцы, одеваться, как китайцы, есть, как китайцы (хотя маньчжурам предписывалось сохранять автохтонные привычки и облик, они, конечно, ассимилировались). Они были растворены, расплавлены империей, впитаны ею с легкостью. Конфуцианство, которое европейцы часто (и ошибочно) воспринимали не как философскую школу, а как религию, учило принимать любую власть как данность, при этом обучая эту власть смыслу властвования, заботе о государстве и подданных. А если эта власть обучаема, то отчего бы не служить ей, служа, по сути, своему вечному государству?

Важно будет сказать, что последователи Кон Фу Цзы, не отказываясь от истоков учения, постоянно его совершенствовали, переосмысливая применительно к новым временам. У учения были сложные периоды: так, император Цинь Шихуанди закопал живьем 460 конфуцианцев, удалив их от двора, но идеология оказалась живучей, а ее адепты крепки в убеждениях. Многие, отправленные в опалу, еще при жизни своего гонителя вернулись на высшие должности в государстве.

По сути, к XIX веку учение стало сводом правил поведения, реакций на возможные случаи жизни, своего рода описанием модели поведения в самых разных ситуациях.

Для понимания катастрофы, приведшей Китай к поражению в опиумных войнах, надо знать, что в XIX веке несколько базовых «истин» оставались для конфуцианцев неизменными. Во-первых, это отношение к ремесленникам как к низшему сословию.

Ниже ремесленника мог быть только торговец (при том, что торговля как форма обмена приветствовалась, но как профессиональная деятельность – порицалась), считавшийся совершенно бесполезным человеком, наживающимся неправедно, на трудах других.

Второй важной особенностью конфуцианства была глубочайшая вера в то, что все окрестные народы живут неправильно, организация их жизни глупа, и величайшему государству на свете нечего позаимствовать в их смешно устроенной жизни. Нет мыслей, идей, предметов, достойных внимания и интереса.

Современная история постоянно напоминает, что европейцы имели колоссальный торговый дефицит в обмене с Китаем – мол, Европе нечего было предложить Китаю в обмен на его шелк, фарфор, чай и многое другое. Хотя, как знать? Возможно, английские сукно и оружие, а также  пряности смогли бы быть интересны Китаю, да только император не прикоснулся к образцам товаров, доставленных к его двору английским послом лордом Маккартни, объявив, что он принимает их лишь «как дань».

В 1769 г. британец Уильям Хики, посетивший Кантон, отмечал, что китайцы, которых убеждали в том, как выгодно было бы для них освоение европейских технологий, «без колебаний и с крайним хладнокровием признавали наше превосходство, оправдывая свои привычки тем, что «так принято в Китае».

Торговля с Англией, однако, давала двору очень большие деньги, и для этой торговли императорским повелением была создана специальная торговая компания, в которую вошли представители 18 знатных фамилий (упаси боже, это были не низменные профессиональные торговцы!), а порт Кантон (ныне Гуанчжоу) определен единственным местом для контактов с варварами.

Конечно, как любое на свете ограничение, это привело к бурному росту контрабанды, так как торговать с европейцами хотели не только представители 18 семей, но  очень-очень большое количество китайцев.

И торговать они хотели не только в порту Кантон…

Так или иначе проблемы разрыва в торговом балансе с Китаем европейцы и американцы стали успешно восполнять опиумом (в чем  моралисты той эпохи не видели большого криминала).  Правда, возникла  проблема: продажа опиума в Китае была запрещена императорским декретом, и его поставки считались контрабандой (что, по сути, соответствовало действительности).

Началом Первой опиумной войны стало не иссякшее терпение императорского двора, а энергичные и очень жесткие меры китайских чиновников, которые позволили к 1839 году почти полностью закрыть Китай от индийских и английских контрабандистов.

Чиновники эти знали, что за ними стоит самая могущественная в мире  «восьмизнаменная» армия маньчжур, насчитывающая тогда около 220 тысяч человек.

Кроме этого, в Китае была еще одна армия, «вспомогательная», имевшая  более 60 тысяч человек.

Это были фантастические цифры для армии мирного времени. К примеру, армия Англии, одна из крупнейших, насчитывала 120 тысяч человек, разбросанных по всему миру.

Правда, для китайской армии была характерна некоторая особенность, о которой англичане были прекрасно осведомлены: эта  армия была войском из… XVII века.

Со времен нашествия маньчжуров на Китай она никак не изменилась. К началу опиумной войны Китай не воевал более 150 лет, его завоевания той поры, вроде Вьетнама, Бирмы или Тибета, можно считать столкновениями с еще менее искушенными в военном деле войсками. Это подтверждало мнение придворных конфуцианцев о том, что они превосходят все народы на планете.

Луки и копья маньчжуров, их кавалерия, их короткоствольные и маломощные ружья и уж вовсе беспомощная артиллерия и деревянный флот, не приспособленный для выхода в море (строительство морских кораблей  под угрозой смерти  было запрещено в Китае еще в 1720 году, потому что «нам некуда плавать, пусть все, кому нужно, сами приплывают к нам»), оказались вопиюще беспомощны против горстки англичан.

Армия XVII века проиграла войну армии XIX века так же, как до этого архаичные армии безропотно уступали армиям XVI или XVII века (Кортесу, Писарро или Ермаку).

В итоге 4094 англичанина наголову и практически без потерь (потери от болезней были сильно выше боевых потерь: 534 человека против 63) разбили полчища китайцев и продиктовали условия мирного договора.

Заметим, что вплоть до самого последнего дня император получал от своих полководцев регулярные сводки о том, как его непобедимая и лучшая в мире армия выигрывает сражение за сражением, громит бесчисленные полчища англичан, уничтожая то сто, а то и двести тысяч недругов в каждой из битв. Император даже любопытствовал, насколько многочисленно население Англии, если англичан убивают миллионами, но никак всех не перебьют…

В конце 50-х гг. история повторилась: англо-французские войска снова разбили армию китайцев (для России памятным итогом Второй опиумной войны стало приобретение Уссурийского края и основание Владивостока – чисто дипломатический успех не участвовавшей в заварушке страны).

Наступил хаос. На юге Китая образовалось государство Тайпинь Тянь Го (Небесное государство Великого благоденствия) со своей довольно мощной армией и своими порядками. Против них сражались не только части императорской армии, но и многочисленные (и более успешные) частные армии.

Китай объявил модернизацию.

Было заявлено, что «мы должны забыть о стыде и начать учиться». Характерно, что с этим призывом выступили перестроившиеся конфуцианцы.

Успех реформ соседней Японии, известный как «реставрация Мейдзи», служил им ориентиром (после того как американец Пири пушечной бомбардировкой «открыл» японские порты для иностранцев, японцы внесли кардинальные изменения в уклад жизни, управление страной, образование, промышленность и прочее и через несколько десятилетий уже стали одной из самых быстрорастущих экономик мира).

Увы, но та модернизация страны, инициатором которой стал замечательный ученый Кан Ювей, так и не удалась Китаю: молодой император Гуансюй не процарствовал и ста дней, он был свергнут с престола, и власть перешла к его матери, императрице Цыси, вернувшей консервативные порядки.

В Китае той поры просто не существовало движущих сил для кардинальных перемен. Буржуазии фактически не было, «презренные торговцы» так и не смогли оформиться в политическую силу, промышленное производство находилось в зачаточном состоянии (хотя метод «разрозненной мануфактуры», несмотря на большую редкость, стал использоваться китайцами в XIX веке). Все более углубляющаяся отсталость Китая привела к поражению в войне с Японией, кровавому восстанию ихэтуаней (подавленному западными армиями) и навязыванию Китаю новых кабальных договоров.

Империя пала: в 1911 году Китай был объявлен республикой, но, не имея устойчивой почвы под ногами в виде народной поддержки, правительство Сунь Ятсена тоже не смогло ничего радикально изменить.

Из эпохи бесконечных войн Китай вырвался только в 1949 году, став, наконец, единым государством с централизованной властью. Однако эта власть еще долго будет нащупывать свое место в мире, действуя методом «проб и ошибок», стоящим жизни многих миллионов.

Архитектор нынешних китайских реформ Дэн Сяопин говорил как-то, что к плачевному положению Китай тех времен привела радикальная бюрократизация всех элементов экономики и подавление любых инновационных инициатив. Как мне кажется, это самая ёмкая и наиболее краткая характеристика катастрофы страны, отправной точкой которой стала Первая опиумная война.