Джон Констебл (1776-1837), пожалуй, один из самых-самых «британских» художников, но наиболее востребован он был во Франции. Тот же Вентури считал Констебла одним из разрушителей стереотипа прошлого, будто живопись должна непременно изображать человека. Сегодня это утверждение требует пояснений: дело в том, что «настоящим» искусством долго считались большие многофигурные композиции на историческую, религиозную или мифологическую темы. При этом пейзаж был «побочным» жанром, лишь в особых обстоятельствах (вроде взлёта романтизма в XIX веке) обретшим заметную роль. Но и тогда академизм сдал позиции далеко не сразу. Даже портретный жанр не имел такого веса, как «историческая картина». И именно к монументальному формату готовили своих выпускников традиционные Академии.

Джон Констебл к академическому искусству прямого отношения не имел. Он родился в деревне на мельнице в Саффолке на берегу реки Стаур и должен был продолжить семейный бизнес, то есть заниматься мельницей. Но решил стать художником, и семья хоть и не сразу, но поддержала его. Дела перешли к младшему брату, а Констебл прилежно изучал работы живописцев прошлого и нынешних студентов в Лондонской академии, а ещё постоянно наблюдал за деревьями, лесом, морем и небом (позже облака станут настоящими «героями» его картин). Со временем стало понятно: искусство художника будто прорастает из родных мест.

С 1802 года Констебл регулярно выставлял свои пейзажи в Академии, но особого внимания они не удостаивались как раз из-за пренебрежительного отношения к жанру. Ради заработка художник писал портреты: женился он на девушке с более высоким статусом и слабым здоровьем, нужно было содержать жену и детей. Сфокусироваться только на пейзаже получилось лишь в 1828 году, когда супруга получила наследство. Но частью светского общества Джон так и не стал: у художника было мало друзей, он по-прежнему оставался мелким буржуа, жившим довольно скромно, к тому же лондонская публика принимала его работы холодно.

При этом отношение к природе в работах Констебла отличалось и от самых известных художников-романтиков, и от мастеров прошлого, скажем, итальянских и нидерландских мастеров натюрморта. Романтический пейзаж зачастую полуфантастичен, на таких полотнах запечатлеваются некое грозовое состояние природы в его пиковой форме, либо ирреальный свет или что-то подобное. В работах романтиков скорее речь идет о длящемся впечатлении, например, от всполоха молнии, чем о наблюдении за действительностью.

Изобильно-декоративная природа в натюрмортах XVII века – итальянских или фламандских – тоже похожа на театральное представление, к тому же заполненное символизмом и отсылками. Пышные цветочные гирлянды, фрукты, экзотика – такие полотна больше говорят о барокко, чем о природе.

У Констебла природа другая: это пейзаж, в котором зритель будто сидит у ручья в летний день, опустив ступни в прохладную воду. Можно сказать, художник предвосхитил методы и реализма, и импрессионизма, синтезировал их, хотя и не собирался отстаивать свое видение «на баррикадах». У Констебла не было южного итальянского пафоса преобразования природы в стремлении к идеалу. Он писал: «Пейзажист должен взирать на природу со смирением в душе. Ни одному дерзкому никогда не было дано увидеть природу во всей ее красоте… Я за всю свою жизнь не видел ни одной безобразной вещи; какова бы ни была форма предмета, тень и перспектива всегда делают его прекрасным». Художник считал, что живопись – это наука, которая должна исследовать законы природы, говорил, как любит шум воды на мельничной плотине, столбы, покрытые зелёной слизью, старые сгнившие доски.

Постоянное следование за натурой, стремление запечатлеть малейшее колебание света (схожий подход позже будет исповедовать Клод Моне) у Констебла дополнялось поэтическим мироощущением. Он говорил об отходе от идеализма, но его пейзажи подчас оставляют именно идиллическое ощущение (хоть и без лишней сладости). Лионелло Вентури отмечал, что Констебл, в отличие от романтиков, не любил «исключительных» состояний природы и эффектов, он не писал ярких восходов и закатов, осень или зиму, а любил весну и тёплое лето.

В 1824 году работы Констебла показали в парижском Салоне, где они имели больший успех, чем на родине. Во Франции был силён академизм, который предполагал непременную «законченность» живописи, гладкость её поверхности, и этой традиции художники как раз начинали противиться. Манера Констебла тоже была не про «законченность», но интересно, что некоторые картины с одной композицией он писал парами: одну (для публики) делал более академичной, а другую – то ли в качестве эскиза, то ли для себя и искусства. И выставлял именно первые. Можно вспомнить версии «Телеги для сена» (1821), «Собора в Солсбери из сада епископа» (1823), «Прыгающую лошадь» (1825).

В «эскизах» живопись Констебла более вольная, сегодня их принято считать настоящим чудом изобразительного искусства. Впрочем, и «законченные» его вещи, по тогдашним представлениям, были «незаконченными». И хотя художник пытался держаться некой середины, его картины публике и критикам нравились всё меньше.

Констебл мог бы влиться во французский контекст, где как раз появился протест против академичности, но остался со своей Constable Country, отказавшись ехать в турне для продажи картин. Со временем художник стал читать лекции по истории пейзажной живописи и ругал, например, неоготику.

Искусство Джона Констебла периода расцвета – это жанровый и стилистический баланс, который сегодня воспринимается как чисто английский. На его полотнах нет фантастических пейзажей, в которых стихия подавляла бы человека, здесь природа – всегда соразмерная среда обитания. Констебла можно сравнить с художниками-реалистами, которые появились позднее; с импрессионистами; наконец, с Василием Поленовым; его живопись перекликается даже с кадрами из британских экранизаций Джейн Остин.