Лана, Ваша предстоящая персональная выставка связана с темой экологии? Расскажите о Вашей идее и этом пространстве.

Мои скульптуры берут свое начало с растения или цветка, которые я собираю и пытаюсь каким-то образом сохранить, хотя невозможно сохранить их первоначальную мимолетную жизнь. Когда скульптуры соединяются в инсталляцию, они уже выступают в качестве метафоры более широкого экологического коллапса, возникшего в результате человеческих действий: все, что у нас есть, — это реликты естественной жизни, замершие во времени. Здесь также есть определенный юмор и надежда! Часовня, внесенная в список Grade II, к которой я отношусь как к красивой могиле на кладбище, объединяется с дикой природой, прорастающей повсюду между могилами и статуями. Другой способ интерпретации моих скульптур — это преобразованные формы растений, которые изменяются и выживают в ином состоянии.

Как художник Вы работаете в различных медиумах, включая инсталляцию, живопись, скульптуру, видео и перформанс. Насколько трудно или легко переключаться между ними, какой самый любимый?

Мои способы работы обычно зависят от ситуации, в которой я нахожусь в данный момент. Делать инсталляции, такие как эта, – особое удовольствие, но они реагируют на места, поэтому возникают лишь время от времени. Эта экспозиция, например, объединяет новые и существующие скульптуры и инсталляционные материалы, рефлексирующие непосредственно на колонны часовни. Место было найдено галереей Art Design Human, с которой я уже работала раньше, также содействие оказало сообщество «Друзья Бромптонского кладбища». При этом видео и перформансы часто имеют определенный триггер. Моя же студийная практика скульптуры и живописи продолжается на более постоянной основе.

Вы создаете скульптуры, сочетающие цветы и найденные объекты. Что подтолкнуло к такому синтезу? Как Вы начали работать с бронзой и алюминием?

Это все, так или иначе, объекты, которые я нашла или собрала. Например, у меня есть цветок, сохраненный в воске и даже в металле, он уже долгое время находится в студии, но нуждается в опорной конструкции или другой идее, чтобы оживить его и придать смысл.

До поступления в художественную школу я сотрудничала с компанией AB Fine Art Foundry, которая отливала некоторые из моих ранних гипсовых работ в бронзу, перед этим делая модель из воска, что является более традиционным способом работы с металлом. Затем в Колледже искусств Челси я начала отливать собственные произведения, работать с «прямым выжиганием», когда горючие материалы, такие как растительная масса, могут быть выжжены в печи с помощью техники «потерянного воска» без необходимости создавать модель оригинала. Это позволяет работать более прямым, рискованным способом со сложными формами, которые иначе было бы трудно вылепить.

Основная идея Вашего искусства основана на термине «дикий». Что это означает? 

Да, я написала свою практическую докторскую диссертацию на тему «Дикарь, арт-объект и социум» и продолжаю находить ценность в этом термине, хотя для разных художников и профессионалов он означает разные вещи. Для меня одичание проявляется в моей художественной практике, в акте сбора мусора (физически, социально и метафорически), в зазорах между определенными пространствами. Моя концепция «дикости» подтверждает эту неопределенность: состояние быть отчасти диким и отчасти цивилизованным. Идея появилась в ответ на слова бывшего лорда-канцлера Великобритании Кеннета Кларка, который назвал участников лондонских беспорядков 2011 года «одичавшим андерклассом», таким образом закрепляя их за «цивилизованным» обществом. А когда я стала матерью, то начала артикулировать свою собственную «дикую» позицию в мире искусства. Для моих скульптур это стремление вернуть себе промежуточное пространство жизни, которое существует между определениями и структурой.

На Ваш взгляд, может ли культура и современное искусство изменить отношение человечества к проблеме экологии?

Думаю, что искусство и культура играют определенную роль в общении людей на эмоциональном уровне. Это не прямые послания, но образное осмысление нашего индивидуального и коллективного состояния.

Сейчас я участвую в другой выставке «Фрагменты утраченного будущего», которая проходит в White Conduit Projects до 7 апреля. Это небольшое групповое шоу, в котором каждый из художников по-своему реагирует на темы нечеловеческого – города, вымысла, течения времени и устойчивости, – чтобы поставить под сомнение природу нынешней реальности. Куратор выставки Юки Мияке также связывает наши практики с творчеством Дж. Г. Балларда, где экологический коллапс в ближайшем будущем рассматривается с ужасающим мрачным юмором.

Как Ваш личный опыт в качестве художника и матери влияет на творчество? Чувствуете ли Вы себя художницей-феминисткой?

Материнство повлияло на мое искусство самым непосредственным образом: от «насильственных форм утробы», которые я ваяла во время беременности (выставка New Contemporaries в 2016 году), до таких видео, как «Материнское молоко» (2016) и «Путешествия горы белья» (2021) – непосредственного опыта материнства и напряжения, существования между домашним трудом и искусством. Опыт матери-студентки во время получения докторской степени и необходимость взаимодействия с миром искусства в условиях родительской ответственности дали мне опыт подчинения. Раньше я с этим не сталкивалась! И в результате выкристаллизовались присущие моей практике феминистские аспекты, собственная позиция феминистки.

Выставка: Часовня, Бромптонское кладбище, 29 марта – 1 апреля 2024 г.

11:30 — 17:30

Вход свободный

SW10 4UG